Без родины - страница 4

   Неожиданно священник зовет меня по имени. Удивившись этому, я иду, спотыкаясь о битый кирпич.

  - Что это, батюшка, церковь у вас такая... не отремонтированная?- с недоумением спрашиваю я у старца.

  Священник удивленно осматривается, словно сам видит церковь впервые, а затем, искрясь духовным весельем, говорит:

  - Это она не у меня, а у тебя такая не отремонтированная! Ничего, с божьей помощью справишься! Грешен?

  - Да...- я теряюсь от вопроса,- я, отче, не готовился к исповеди. Не знаю, с чего начать! Грешен, разумеется, грешен! И очень...

   Я вспоминаю про свою несуразную жизнь, грусть и раскаяние подступают к сердцу, хочется заплакать. Батюшка гладит меня по голове, как отец в детстве, отпускает грехи и благословляет. Мне становится легче дышать, и на этом сон прерывается..

   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

   На следующий день просыпаюсь поздним утром. Открыв глаза, я вижу, что группа медработников осматривает моего соседа. Опираясь на набранный в предыдущих больницах опыт, я догадываюсь, что идет утренний обход. Сосед слушает, на его лице раскаяние, явно показное:

  - За три месяца, вы у нас который раз, и все с тем же диагнозом. Нигде не работаете. Ведь у вас жена, ребенок! Больше мы вас лечить не собираемся. Вы алкоголик, человек конченный. А вам всего тридцать лет! - говорит крупный мужчина, судя по тону, зав отделением. Рядом с ним стоит 'мой' врач, за ним высокопарная пожилая женщина и молоденькая медсестра с большим количеством папок.

   Внезапно интерес к происходящему у меня пропадает: я чувствую необычайное, даже можно сказать, фантастическое чувство голода. Протянув руку, я хватаю с тумбочки принесенный Леной пакет, вытаскиваю стеклянную банку и срываю зубами пластиковую крышку.

   В этот момент врачи оставляют затею перевоспитать соседа и перемещаются ко мне. Я слышу:

  - Очень тяжелое состояние, необходима консультация пульмонолога ... ой! - это читавшая историю моей болезни медсестра оторвалась от листка бумаги, и вместе со всеми замерла, глядя, как я ем морковные котлеты, облизывая пальцы, словно дикарь.

   Вдоволь налюбовавшись на мое поведение, зав. отделением кричит, обращаясь к моему врачу:

  - Коллега Головань, безобразие! Ваши больные будут проявлять уважение к медперсоналу, или нет?

  Пожилая женщина - врач истеричным голосом вторит начальству:

  - Больной, потрясающее нахальство! Вы нарушаете распорядок дня! Прекратите немедленно!

   К сожалению, я не могу остановиться, и в коридоре образуется тяжелая тишина. Зав. отделением становится красным, потом багровым, но вместо ожидаемого словесно -административного взрыва, он вдруг, скрипнув зубами, падает на медсестру, от чего папки из ее рук летят в разные стороны.

   Минут через пять его уносят на носилках санитары, а я, вздохнув, с сожалением смотрю на дно пустой банки. Видимо, мой взгляд очень выразителен, потому что сосед лезет в тумбочку и щедро одаривает меня своими съестными припасами.

  Очищая вареное яйцо от скорлупы, я рассматриваю бескорыстного дарителя. Он не похож на алкоголика. Симпатичный парень, модная стрижка, одежда с 'иголочки'. Улыбнувшись, он представляется:

  - Николай Жуков.

  - Рад знакомству. Григорий Россланов, - я краснею. Право, стыдно, за суетой совсем забыл о приличиях.

   Сразу после знакомства Николай проникается ко мне особой симпатией: наклонившись поближе, просит одолжить червонец. Я думаю, что ошибся, не так уж он бескорыстен. Только теперь ничего не поделаешь, придется уважить. Вздохнув, я обещаю, что вечером, когда придет Сашка, одолжу. Николай удовлетворенно кивает, и, оставив меня, направляется к больным на дальних койках играть в карты.

   Подходит врач Головань и присаживается на краешек моей койки. Я уже сыт и готов говорить о чем угодно, и с кем угодно. В глазах Голованя мелькают озорные огоньки, но тон у него официальный:

  - Похоже, у вас заметное улучшение!

  - Благодаря вашим стараниям, доктор!- вежливо говорю я.

  - Я тут ни при чем! Такой быстрый результат бывает лишь при вмешательстве высших сил! - уверенно произносит Головань.