Без родины - страница 5

  - А мысль не лишена..., - бормочу я под нос, вспоминая последний сон.

   Головань заканчивает слушать мои легкие. Он сообщает, что у меня все хорошо, затем собирает с пола оброненные медсестрой папки и уходит.

   Я лежу под капельницей, когда появляется Лена. Я говорю ей комплимент:

  - Ленусь, а ты сегодня великолепно смотришься! - что, если честно, ничуть не соответствует истине.

  - Спасибо. - Безразлично говорит Лена и усаживается на пустую койку соседа. Внутренний голос подсказывает мне, что она не на минуту.

  - Ты как тут оказалась? - спрашиваю я.

  - Да через соседку передали записку в аптеку срочно зайти, мол, лекарство привезли. Я пришла, а на двери объявление, что закрыто на санобработку, откроются через час. А сами чай пьют с сушками. Их, с утра, по записи, в хлебном давали, но мало кому досталось. А эти, хрумкуют ими в рабочее время, и даже не посчитали нужным окно занавесить! Зла на них не хватает!

  - Ну, Лена, не все так плохо! Ведь теперь, по стечению обстоятельств, ты можешь развлечь меня разговором. Расскажи, как дома?

  - Дома, дома... где дом? Комнатенка в бревенчатой халупе у сумасшедшей деревенской бабки. Кошмар! Сахар в банке сам собой исчезает. Утром сварила детям кашу, испекла блины. Сама пошла за молоком. Прихожу, дети еще спят, блинов нет, каши половина. Бабка: 'это ваши детки проснулись, поели, и опять спать легли'. А дети просыпаются, орут как ненормальные: мама, есть хотим!.. А туалет! Туалет у нас во дворе, бабка заставила Сашку сделать второй: мол, сами ходите. Сашка сделал. Бабка тут же новый закрывает на замок и заставляет бегать в старый. А он весь дырявый, гнилой, и по стенкам мокрицы ползают. Затем: 'печь в избе не топите, головка от жара болит, идите готовить и стирать на улицу, к летней печи'! А к летней разве набегаешься? Дети к таким условиям не привыкли, все время болеют. Я, как вспоминаю наше житье в городе, так слезы полотенцем утираю, - на глазах Лены появляется влага. Чтобы не расплакаться, она резко обрывает речь, и, открыв сумку, начинает выставлять на мою тумбочку баночки. Я вижу, что в них ее 'фирменные' кушанья. Из ее рассказа следует, что стряпня для нее сродни подвигу. Я растроган и хочу выразить ей благодарность, однако тут Лена замечает, что капельница у меня давно закончилась, и громко зовет медсестру. Та, не особенно торопясь, приходит. Я с некоторым раздражением в голосе говорю ей:

  - Пока вы заняты неизвестно чем, от воздушной эмболии умереть можно!

  - У меня дверь в процедурную всегда открыта, я за вами наблюдала! Оттуда хорошо видно! - равнодушно произносит медсестра.

  - И слышно! - ядовито добавляет Лена, и, глянув на часы, поднимается. Медсестра измеряет Лену 'убийственным' взглядом. Лена, не обращая на нее внимания, машет мне рукой и уходит. Медсестра, хмыкнув в ее адрес, снимает капельницу и тоже оставляет меня.

   Очередной сон наступает с такой силой, что я капитулирую перед ним, не издав ни звука..

   ГЛАВА ПЯТАЯ.

   В моей комнате трещит телефон. Я отвечаю, и с трудом узнаю голос того, кто звонит:

   - Гриша, Гриша! Что делать? В микрорайоне массовые погромы! В моей многоэтажке семью убили! Многие дома горят!

  - Прежде всего - возьми себя в руки, Костя, ты же мужчина! Затем забаррикадируй входную дверь, выйди на веранду, и смотри на дорогу в город. Жди, я на чем-нибудь за вами приеду. Карина где?

  - Тут, со мной. А куда ее спрятать, из квартиры шага не сделаешь, везде националисты, да и некуда! - в телефонной трубке раздаются звуки, похожие на приглушенные рыдания.

   Я несколько минут думаю, и прихожу к выводу, что в подобной ситуации возможен лишь один выход: это доставить Костю с сестрой на охраняемый десантниками железнодорожный вокзал, где находится штаб эвакуации беженцев. Однако на своем 'Москвиче' я не одолею ни войсковых пикетов, ни 'черных' заслонов. Но решение проблемы есть!

   Я бегу, не жалея ног, по родному кварталу до нужного мне двора. Перелезаю через забор и радостно улыбаюсь: тут он! Так необходимый мне, известный всем в городе, 'УАЗ' Эльдара. На зеленых бортах машины нанесены белой краской надписи, а брезентовый тент крыши раскрашен в цвета народного фронта.