Библиотечка журнала «Советская милиция» 4(28), 1984 - страница 9

Оба сразу заторопились вылезти. Обессилевшие и перепачканные опустились на влажную почву. Стараясь унять в теле дрожь, закурили: полковник — трубку, Хазрет — сигарету.

Курили в скорбном молчании.

А высоко над полем заливался жаворонок, уносясь куда-то в небеса…

НАЙДЕНА еще одна братская могила. В зарослях бузины, крапивы, репейника просматривались еще два курганчика. Сколько здесь покоится патриотов? Золотов был уверен: где-то тут останки его боевого товарища Федора Михеева. Но как он сюда попал? Кто из очевидцев поможет ответить на этот вопрос? Возможно, кое-что смог бы прояснить Новиков. Но он мертв. Непонятно, как, будучи раненым, крайне ослабленным, он сумел от Хартусской по незнакомым лесам пройти тридцать километров незамеченным? А может быть, у него были добровольные помощники? Что если пройтись пешком по его предполагаемому маршруту, расспросить людей?

Присыпав раскопки рыхлой землей, они поехали обратно в станицу и на околице еще издали увидели знакомую старушку. Она махала руками, прося остановиться.

— Что-то вы задержались. Никак что нашли? — первым делом спросила она.

— Обнаружили братскую могилу.

— Ай-ай, супостаты, что натворили, — стала сокрушаться женщина.

А потом она рассказала, что в лихолетье рядом с ней на отшибе жила подружка детства Анна Григорьевна Карпова. Жила тихо, неприметно. И вот однажды среди ночи ее домик неожиданно окружили фашисты и подожгли. Так погибла Анна. Почему? А нет ли связи между этим фактом и спасением Новикова?

— Когда это произошло? — спросил полковник.

— В ночь, когда сбежали эти псы. Теряюсь в догадках: за что они ее?

Но Золотов уже почти не сомневался, что знает разгадку ночного происшествия. Только как все проверить? Новикова в живых нет. Не рассказал ли он кому о своем спасении на четвертой караулке?

ЧЕТВЕРТАЯ караулка — это несколько домиков, запрятанных в зелени фруктовых деревьев. Разыскать женщину, у которой останавливался Новиков, Золотову удалось без особого труда. Ему сразу указали на дом с шиферной крышей, где жила Зинаида Сидоровна еще до войны.

Хозяйка хлопотала в огороде, окучивала картофель. Она поправила прядь волос, сползшую на лоб, внимательно осмотрела незнакомца, подошла к изгороди, сдержанно поздоровалась. Высокая, крепкая.

— Был у меня такой солдатик во время войны. Был, — с готовностью ответила она на расспросы. — Только зимой сорок третьего умер он, скончался горемычный, царство ему небесное.

— Как он к вам попал, Зинаида Сидоровна?

— В лесу его нашла, — на минуту она замолчала, потом заговорила снова. — Хворост собирала и вдруг… стон. Пересилила страх, пошла на голос… Гляжу, в овражке раненый, жаром от него, как от печки, пышет. Притащила к себе в хату, обмыла, перевязала раны, запрягла кобыленку и в соседний хутор. Жил там фельдшер, человек в нашем округе известный, лечил любую хворь. Руку он солдату отнял. Через сутки узнаю: немцы драпанули. Надо бы Василия в госпиталь доставить, да до города тридцать с лишним верст, дорога, не приведи господи, у здорового человека все внутренности повытрясет, не то что у немощного. И самой не хотелось опять оставаться одной… Муж погиб на фронте. Молодая, здоровая, думала по своей бабьей простоте, что приживется он у меня, лечила, как могла, подняла на ноги… Только не уследила я, дуреха, беду от него отвести не смогла.

— Умер-то Новиков от чего?

Женщина молча открыла калитку, вышла на улицу, показала рукой на скамейку:

— В ногах-то правды нет, присаживайтесь, — села рядом, смахнула платком с глаз набежавшие слезы. — Не умер, погиб он.

— Как погиб? — удивился Золотов.

— Так и случилось. Беда подбирается нежданно-негаданно. Надо же мне было в тот день уехать. Лекарства хотела для него получить, по пути барахлишко поменять… Голодно мы жили в ту зиму. Без меня-то он и подался в лес к Харитоновой скале, сорвался с нее. Все следы какого-то Федора хотел отыскать…

— Какого Федора?

— Знакомого дружка по лагерю. Перед смертью тот открылся Васе, будто бы с самолета был сброшен недалеко от нашей караулки. Да на предателя нарвался. Спохватился только, когда о том ездовой какой-то остерег… Так Василию о нем и сказал: «Спасибо ездовому, что предупредил меня о провале. Если бы не он, быть бы большой беде». Бумаги какие-то важные тот Федор оставил около Харитоновой скалы.