Благословенная любовь - страница 5
— Это там тебя нашел Дэйв?
— Да.
Если бы Дэни не скрывала от него сына почти двенадцать лет, он мог бы сказать, что ему с ней хорошо.
Все эти годы Брэнд думал, что если когда-нибудь снова увидит ее, то не испытает никаких чувств. Оказалось, что это не так. Он пытался убедить себя, что все еще на нее обижен, но, провалиться ему на этом месте, если его не снедало сильное желание протянуть руку и дотронуться до ее шелковистой кожи. Пылкая страсть, которую они испытали в юности, оказывается, еще не умерла.
— Полагаю, Дэйв уже знает, кто его отец? — спросила Дэни.
— Нет еще. Пойми, Дэни, я хотел сначала поговорить с тобой. Хотел убедиться, что Дэйв на самом деле мой сын. И я думаю, ты должна ему все рассказать.
— Я не уверена, что он до сих пор ничего не знает — ведь он пришел именно к тебе. Дэйв прочитал твое имя в свидетельстве о рождении и наверняка обо всем догадался.
— Там написано только мое первое имя. Все зовут меня Брэндом, а не Дэвидом, и я не думаю, что он догадывается. — Брэнд вдруг подумал, что, может быть, Дэйв все знает и он причинил ему боль, сразу не признав в нем своего сына. До него вдруг дошло, что Дэйв носит фамилию Мердок.
Брэнд взял Дэни за руку, и ему вдруг захотелось избавить ее от боли, которую он увидел в ее глазах.
— Я хочу, чтобы мой сын носил мою фамилию.
Он не просил ее. Он требовал. Брэнд видел, что она готова сдаться, и слезы навернулись на его глаза, когда она, вконец растерявшись, заплакала.
— Я хочу стать отцом своему ребенку. И не хочу лишать его матери. Исходя из того немногого, что я сегодня увидел, ты хорошо потрудилась, воспитывая его. Но я тоже хочу быть рядом с ним.
— Дэйв возненавидит меня, как только узнает, кто его отец. Ведь его кумир — Стив Джонсон, и только поэтому он начал заниматься футболом. Ты — великий футболист и недостижимый идеал для любого мальчишки.
Дэни судорожно обхватила себя руками. Брэнду было интересно, испытывает ли она то же, что и он.
— Я специально держала твое имя в секрете, не сообщала ему фамилию отца, фамилию, которую мечтает носить каждый мальчишка.
— Он все равно всегда будет тебя любить. — Брэнд взял ее руку и провел большим пальцем по влажной ладони. Ему хотелось сделать что-нибудь, что уменьшило бы ее страх.
— Нет. Ведь ты — все, а я — ничто по сравнению с тобой. Ты известный, богатый, образованный. Твое фамильное древо уходит корнями в глубину веков.
Ее плечи поникли — похоже, она убедила себя в том, что не ей тягаться с Брэндом. Что она может предложить своему сыну? Полунищее существование? Однажды много лет назад эта неуверенность в себе уже подвела ее. А тогда, по его мнению, у нее были все шансы. Его гнев постепенно стих.
— Дэни, послушай, он не возненавидит тебя. Я не допущу этого! Если он и должен кого-то ненавидеть, так это меня.
— Едва ли. Наверное, мне нужно было рассказать ему о тебе, как только он достаточно вырос, чтобы узнать об этом. Честно говоря, я пыталась несколько раз, но в последний момент у меня просто не хватало духу говорить на эту тему. Я так и не могла рассказать ему о нас.
Брэнд смотрел в ее глаза и видел, как тяжело ей. Он вспомнил о собственных страданиях. О том, что он пережил, когда потерял ее.
Желая успокоить Дэни, он положил ей руку на колено. Он понимал, что ему не следовало этого делать, но не мог удержаться.
Дэни молча водила вилкой по тарелке, искоса поглядывая на него. Казалось, что ее темные глаза, еще блестящие от слез, заглядывают в его душу. Брэнду хотелось прикоснуться к ней, пригладить прядь черных волос, отбрасывавшую тень на ее щеку.
— Может, мы вместе ему расскажем? — неуверенно произнесла Дэни, прерывая затянувшееся молчание.
— Хорошо.
Она подняла глаза от тарелки:
— Когда?
— Может, сегодня вечером?
Дэни кивнула и попыталась улыбнуться. Теперь они могли уходить. Он подумал, что чем дольше они будут оттягивать это момент, тем сильнее она будет нервничать.
Дэни ждала, пока Брэнд отключит сигнализацию и откроет ей дверцу. Он уже начал открывать ее, но вдруг неожиданно повернулся к ней, обнял и прислонил к блестящей черной поверхности машины. Она не успела ничего понять, а он уже прижался к ее губам. Он целовал ее осторожно, будто впервые. Его язык все глубже проникал в ее рот.