Больная - страница 8

Мы были неназойливы. Скандалить тут вообще не принято, и мы оставили его в покое. Наверное, ему это понравилось, и он совсем закрылся от нас. Или просто ему стало хуже. Сидел целыми днями и смотрел в стену. К врачу идти отказался, и мы сами пошли к «нашей тётке». Тётка сказала, что это предвестник обострения, и велела увеличить дозу. Помогло.

Подготовка к экзаменам пошла полным ходом, но нас он всё так же желал видеть по-минимуму. А слышать совсем не желал. В этот период, около месяца, он выглядел нормальным и уравновешенным, но совершенно бессердечным. Мы ни о чем не могли договориться, ничего не могли вместе сделать. Он видел и слышал только себя. Моя мама лежала в больнице, умерла бабушка. Заболел Петров.

Дима ни слова не говоря делал, что надо, и совсем не общался со мной. Он не пошел со мной на свадьбу Женечки и Пети. В последний момент отказался. Он не помогал мне, просто не хотел. Я не пилила его, я просто не понимала, почему его совершенно не интересуют наши трудности — они ведь не только мои. Так балансировали где-то месяц. Здоровье стало вроде ничего, стали опять снижать дозу. И опять ему стало хуже — не спал, не ел, стал вытворять всякую фигню вроде спрятанного мыла и т. д.

К врачу идти отказался наотрез и перестал пить таблетки. Уговоры не помогали. Я сказала: или сам идешь ко врачу, или он приходит к тебе. Он только рассмеялся. И тогда я вызвала психиатра. Приехали трое — врач, медсестра и амбал-санитар. Поговорили с ним, сделали укольчик долгоиграющий. Подтвердили ему, что положение серьезное, кушать надо пилюли, или плохо кончится. Согласился и на укол, и на дальнейшее питье таблеток. Очень спокойно и логично с ними говорил. Эскулапы уехали, велев нам прийти на прием через неделю. Вызова этого он мне не простил. Тут же велел снять кольцо и выметаться. Я не выметалась три дня, несмотря на постоянные заявления о нежелании видеть мою блядскую рожу. Потом мы поговорили спокойно. Его условия: наша совместная жизнь может продолжаться, если я совершенно не буду «лезть в его дела», особенно касающиеся здоровья, не буду приставать к нему с таблетками и врачами и вообще не буду приставать. И забуду адрес-телефон психдиспансера.

В связи с чем я теперь выметаюсь.

Я-то ухожу, а его мать остается смотреть на этот кошмар. Могла бы я остаться? Могла бы. Смотреть сначала на закрытую дверь его комнаты, потом на его нарастающее сумасшествие. А потом вызвать психиатров уже с полным на то правом, чтобы они могли подключить, как полагается, санитаров. Нет, я не останусь. Я свято верила, что любовь побеждает всё. Одно из двух: или любовь не побеждает всё, или я делаю что-то не так.

Ночью забрали. Насильно. Это было моих рук дело. Ситуация не менялась несколько месяцев, просто не двигалась с места. Сидел у себя с зашторенными окнами, запирая дверь на замок, ел раз в неделю по паре бутербродов, спал или не спал, даже не читал (говорил так, по крайней мере). Бедная мать, у которой разболелись суставы, ничего не хотела. На что надеялась, не знаю. Насильно, дескать, лечить человека нельзя. Он нас за это возненавидит. Ну, скрутят, увезут, но потом ведь он выйдет и будет то же самое. Всё так, но время идет и лучше ему не становится.

Мне тоже ничего не хотелось. Опять ПНД, эта острая безнадега, его ненависть и страх. Плюс теперь еще этот замок, который неизвестно как можно заставить его открыть. Ломать дверь, ловить и связывать человека. Тошно от одной мысли.

Света, однако, была на этот счет бескомпромиссна. Да, это мерзко, но всё же лучше, чем истощение. Три месяца не есть, шутка ли.

Окончательно меня усовестила Тоня. Почему, сказала она, нельзя пойти к врачу, рассказать ему всё как есть. Не то, что для меня тут было что-то новое, но я поняла — как ни скверно, но выход единственный.

Я пригласила мать на обед и стала говорить ей об этом. Она была так измучена (поживи в таком доме!), что даже не очень уже брыкалась. Правда, она была против взлома и насильственной госпитализации — так проще всего, а пусть вот попробуют уговорить его. Хорошо, сказала я, но и для этого надо идти к врачу. Расчет был — ввязаться, а там уже не мои разговоры будут играть главную роль. На следующий день мы отправились в ПНД.