Болотный попик - страница 2
И чем больше отец кричал, тем больше его разбирало. Разошелся — сердце унять не может. Будто пьяный от ругани сделался, по комнате бегает.
— И зачем таких земля носит? Тебе бы вовсе рождаться ни к чему!
Ночью у Егора истерика — судороги, слезы. Мать капли ему какие-то давала.
— И откуда ты такой взялся? — причитала она. — Все люди как люди… А ты будто с неба свалился. Будто и не я тебя рожала…
Утром отец ходит по дому, глаза в землю прячет, на Егора не глядит. Потом не выдержал, подошел к нему — и на колени.
— Прости меня, сынок! Прости за ругань! Сам не знаю, что со мной… Будто дьявол какой подзуживает…
Егор-то, конечно, его простил, только сказать этого не может — речь он после вчерашнего потерял. Стоит посреди комнаты, мычит, плечо у него левое дергается и голова трясется. Ну, через три дня его отпустило, и все пошло по-прежнему.
А сразу после школы родители надумали женить Егора. Мать невесту ему нашла на своей работе. Маленькая такая, худенькая, лопатки торчат. Она как увидела Егора, так во все глаза на него и уставилась. На работе потом рассказывала:
— Я ему, наверное, не понравилась… А так он хороший… Добрый… Я уже и влюбилась в него… Он не как другие… Сейчас все зарабатывать ищут… А он не может — я, говорит, для этого не гожусь… А нам бы и моих денег хватило… Зачем нам «мерседесы»?
Отец опять кричал на Егора:
— Чем она тебе не хороша, идиот? Что ты нос воротишь? Чего жениться не хочешь?
Вот тогда-то Егор и сказал:
— Нельзя мне жениться… У меня сердце слабое…
Родители, конечно, сразу не поверили, повели к врачу. Врач долго выслушивал Егора, выстукивал. Потом говорит:
— Все верно: сердце никуда не годится… Тоны глухие… Расширение влево… Ослабление мышцы левого желудочка…
Дома мать плакала, а отец сказал:
— Что ж, видно, делать нечего… Не судьба… В армию тебя не возьмут… Работа нормальная тоже не для тебя. Ни к чему ты, видно, не способен. Шут с тобой! Иди в семинарию!
Мать собрала Егора в дорогу, как могла, — немного денег, сколько было, продукты на первое время.
— Страшно мне за тебя, — говорила она. — Пропадешь ведь… Жил бы себе дома. Куда уж тебе соваться?
А Егор ничего, не боится. Добрался до Москвы, оттуда в Лавру, к Троице-Сергию. Через месяц получают отец с матерью от него письмо: «Представьте себе — счастливый случай. На первом же экзамене — у меня сердечный приступ. Меня и зачислили так, без экзаменов. Сказали — не надо больше сдавать. Просто чудо. Не иначе — кто-то молится за меня…»
В семинарии Егор, как и в школе, был на особицу, сам по себе. Идут к обедне или ко всенощной, он позади всех, в одиночестве. В хоре семинарском стоял где-то сбоку, его сразу и не увидишь. Соберутся, к примеру, семинаристы вина выпить по случаю какого-нибудь праздника, Егор в стороне.
— Ты что же, не хочешь с нами стихарь обмыть? — обижались на него.
В семинарии ему и дали прозвище — «болотный попик». Однажды стал он в постель ложиться, а у него на простыне — лягушка. Вокруг хихикают:
— Болотный попик, исцели хромую лягушку… Перевяжи болящую лапу…
Преподаватели же хорошо к нему относились, жалели, особенно учитель словесности Опоркин.
— Это ничего, что здоровьем слаб, — говорил он. — Сила Господа в немощи совершается. Ведь как было дело? Все сатана окаянный. Истыкал он Адама палкой и впустил в него семьдесят недугов. Господь спрашивает: «Зачем ты, проклятый дьявол, недуги впустил в человека?» А окаянный сатана отвечает Господу: «Если болезней не будет у человека, он до конца Тебя не вспомнит, а если заболеет, всегда будет в страданиях призывать Тебя на помощь». Так-то вот…
После выпуска дали Егору приход в самом заброшенном захолустье, где-то под Ефремовом, в глухом поселке. Протоиерей, ректор семинарии, когда провожал его, сказал:
— Слабый ты только очень… Как ты там будешь? Дьявол-то силен!
Егор погостил немного дома — и в дорогу. Отец провожать его не пошел. Мать сказала — ругается тот сильно.
— Ты не обижайся на него, Егоша. Ведь отчего он так? Всю жизнь мы работали, а жили как нищие. Теперь смотрим — вроде другие времена. Думали, выйдешь ты в люди и нас вытянешь… А ты — вон как…