Большая интрига - страница 10

Реджинальд налил себе еще, выпил, вытер губы салфеткой и последовал за ней, высоко неся в руке подсвечник, чтобы лучше видеть ступени.

Луиза повернулась, подойдя к своей двери, и подождала Мобрея. Он шел несколькими ступенями ниже, не ускоряя шага. Когда же он поравнялся с ней, то тихо сказал:

— Мне еще надо забежать в мою комнату, дорогая Луиза. Вот вам подсвечник, а мне хватит и одной свечи.

Не дожидаясь ответа, он взял одну свечу из подсвечника и пошел к себе. Мобрей накапал немного воска на ночной столик, поставил свечу и подождал, пока она прилипнет. Только потом он окинул взглядом свою комнату. В ней ничего не изменилось, если не считать отсутствия одного экземпляра Макиавелли, который забрала Мари. Он вспомнил о сцене, разыгранной перед ней, о споре об этом произведении, которое называлось «Речи о состоянии мира и войны».

Свет свечи, от которой немного пахло хлором, трепетал и деформировал тени на стенах. Комната казалась бы более печальной в этом полумраке, если бы Мобрея не охватили воспоминания. Он присел на постель, вынул свою трубочку и кисет с табаком. Он наощупь набил трубку, примяв табак большим пальцем. Некоторое время он оставался в задумчивости. Затем поднялся и пошел зажечь трубку от пламени свечи. Ладонью он вытер лоб, испачканный гарью от свечи.

Он не торопился. Он считал, что лучше не спешить к Луизе, и даже говорил себе, что хорошо было бы заставить ее немного подождать, усилив таким образом ее нетерпение.

Он спросил себя, как бы ему лучше организовать свою жизнь в Горном замке. Хотя эта комната была и удобна, и уютна, она больше не подойдет ему, если он станет одновременно и советником, и любовником Мари, любовником на каждый день, то есть когда он займет при ней место генерала, ибо он рассчитывал, конечно же, не открыто занять место умершего дю Парке.

Потом он подумал о Жюли, о Луизе и снова о Мари. Три женщины! Три женщины для него одного! Этого было для него, без сомнения, многовато, хотя он чувствовал в себе силу и желание удовлетворить всех троих. Однако это было связано с риском, который повлек бы за собой впоследствии кучу неприятностей. Слава Богу, что хоть Жюли не была ревнива. Она не создаст забот в доме. Зато у Мари был большой жизненный опыт, чтобы все это терпеть и притворяться непонятливой. Оставалась Луиза, которую надо было укротить как можно скорее, слепить из нее то, что ему было нужно, на свой вкус и в соответствии с той ролью, которую он ей отвел.

Он вытянул руку прямо перед собой и загнул три пальца. Раскуривая трубку, он загнул сначала мизинец — это была Мари, затем указательный палец — это мадмуазель Луиза де Франсийон и, наконец, третий — служанка Жюли. Да! Жюли могла соответствовать этому пальцу, она уже принесла ему столько пользы! Он-то знал, что порой слуги имели в доме больше влияния, чем сами хозяева. Во всяком случае, если Жюли примет правила его игры, то он будет знать все, что творится в доме, обо всех разговорах и сплетнях. Да, Жюли была козырной картой. А Мари? Мари! Это была сила, прикрытие, за которым он будет действовать самостоятельно. Мари станет игрушкой в его руках, марионеткой, которую он будет дергать за веревочки, заставляя танцевать, плакать, смеяться или бушевать от гнева, когда ему вздумается.

А какая же роль отводится Луизе?

Луиза была ширмой. Надо сделать так, чтобы люди не узнали, что он был любовником Мари. Это могло бы вызвать подозрения и даже ненависть. Ведь он был иностранцем, и ему не следовало никогда об этом забывать. Если заподозрят, что он был любовником Мари, он ничего не сможет сделать, и сама Мари будет безоружной, так как каждый раз, когда ей надо будет принять какое-нибудь решение в Высшем Совете, все сразу же подумают, что оно исходит от него. Она будет побеждена, и тогда никто не будет воспринимать ее всерьез. А Луиза была уже девушкой на выданье. Поэтому присутствие Реджинальда де Мобрея в Горном замке может быть легко объяснимо тем, что он ухаживал за ней с целью жениться.