Большая симолеоновая афера - страница 4
Раз в четыре часа у нас пятнадцатиминутный перерыв. Я завожу домашний кинотеатр, — просто чтобы не застаивался, — и мчу по главной улице Метавселенной к клубу, где музыка в моём вкусе. На мне всё ещё форма Растра, но что с того: на улице во время перерыва их, Растров, тысячи.
Узкий вход в мой клуб глядит в узкий проулок, вливающийся в узкую второстепенную улочку. Этот клуб лежит вдали от виртуальных торговых центров и парков развлечений с 3D-видеоиграми, дойных коров экономики Метавселенной. Внутри несколько отдыхающих Растров, но на большинстве посетителей аватары пооригинальнее. В Метавселенной не возбраняется пирсинг, клеймение или татуировка любой части тела, — и чего только не сделаешь ради того, чтобы выглядеть страньше окружащих.
На сцене живая группа — подключение из студии в Праге. Играют так себе, и я ныряю во второй зал, виртуальные стеллажи в котором полны кассет. Можно прослушать несколько секунд из каждой композиции, а понравится — скачивайте весь альбом с опциональными интерактивными аннотациями, видеоклипами и партитурой.
Я копаюсь в одном из стеллажей и вдруг чую рядом другой аватар, большой и лохматый. Он что-то бормочет, я — ноль внимания. Громовой кашель звучит из сабвуфера, перхает в левой и правой колонке, извергается из центрального динамика над экраном. Я поворачиваюсь.
На этом плотно сбитом существе футболка с логотипом «ХАКЕРЫ 1111». В серповидных когтях зажат ярко-розовый цилиндр. Аватара проработана куда лучше, чем Растр — качество почти диснеевское.
Ленивец говорит:
— 537 824 167 720.
— Эй! — кричу я. — Кто ты, чёрт возьми?!
Он поднимает розовый цилиндр — это банка «Джолт колы» — ко рту и пьёт.
— Где ты взял это число? — не отстаю я. — Это ведь секрет.
— Ключ под ковриком, — говорит ленивец. Потом разворачивается и уходит.
Пятнадцать минут вышли, и мне приходится размышлять над смыслом всего этого остаток смены. Затем я отлипаю от дивана, открываю парадную дверь и задираю край коврика.
И точно: под ковриком конверт. Внутри лист бумаги, на нём число в шестнадцатеричной нотации, которой пользуются компьютерщики: 0A56 7781 6BE2 2004 89FF 9001 C782 — и так далее, строк пять.
Ленивец сказал: «ключ под ковриком», — и я готов поставить горы симолеонов на то, что это число — ключ шифрования, который позволит мне посылать и получать кодированные сообщения.
Минут десять я вбиваю ключ в приставку. Появившийся Растр начинает меня донимать:
— Могу я вам чем-нибудь помочь?
К тому времени, когда я заношу последнюю, двухсот пятьдесят шестую цифру, я несколько зол на Растра и уже сказал ему пару ласковых. Но следующие его слова звучат для меня музыкой.
— Простите, я не понял, — чирикает Растр. — Пожалуйста, проверьте, подключён ли кабель: на линии какой-то шум.
На экране, как цифровой дух, материализуется вторая фигура. И это он, ленивец.
— Так кто ты такой, чёрт тебя дери? — вопрошаю я.
Ленивец глотает «Джолта», подавляет отрыжку и говорит:
— Я — Кодекс, ленивец-криптоанархист.
— Оборудование неисправно, — сообщает Растр. — Пожалуйста, свяжитесь с кабельной компанией.
— С оборудованием порядок, — говорит Кодекс, — просто я шифрую твой канал. Для кабельной компании это выглядит шумом. Как ты уже догадался, то число — твой личный ключ шифрования. Сейчас нас не подслушает ни одно государство, ни одна корпорация.
— Ну спасибо.
— На здоровье. А теперь к делу. У нас есть то, что нужно тебе. У тебя есть то, что нужно нам.
— Откуда вы узнали ответ на вопрос про «Солджер Филд» и желейные бобы?
— У нас есть все ответы. Все двадцать семь.
И ленивец оттарабанивает числа для «Кэндлстик-парк», «Кингдоум», «Мидоулэндс»…
— Если только вы не взломали сейф нашей аудиторской конторы, остаётся одно. Вы подслушивали мои задушевные беседы с Растром. Перехватывали трафик от приставки.
— Как типично. Полагаю, ты думаешь, что мы — кучка социально неадаптированных прыщавых подростков-хакеров, играющих в игрушки с истеблишментом.
— Такая мысль меня посещала.
Но мультяшный ленивец кидает на меня уничтожающий взгляд, — и его, взгляда, реалистичность говорит о куда более высоком уровне технической изощрённости. У Растра выражений лица всего шесть, и все, как на подбор, неказисты.