Большой дом. Пожар - страница 51

стр.

Широко раскрыв глаза, казавшиеся бездонными, Слиман Мескин мягко взглянул на него. Его голос зазвучал еще громче:

Слетевшиеся голубки,
Светила, плывущие в небе,
Весь город и все поля,
Все жены, что в муках рождают,
Приветствуют тюрьму и дверь,
В которую узник проходит.

Земля переживала трагедию. Примитивная душа Ба Дедуша ощущала ее с такой силой именно потому, что была примитивна.

Ба Дедуш встал на колени — это произошло с поразительной быстротой. Ночь была тиха. Старый феллах взглянул на Слимана, который положил ему руку на плечо.

Ба Дедуш, старейший, пал к ногам Слимана Мескина, всем своим видом говоря о смирении и покорности. Их окутала безмолвная ночь, всеобъемлющая, непроницаемая.

II

Голос Зхур раздался во дворе. Вход в пещеру был озарен солнцем. Омар еще не вполне проснулся. Перед его закрытыми глазами мелькали блестки света. Он потянулся, чувство блаженного покоя разлилось по телу. Он не мог сообразить, где находится. Вновь донесся голос Зхур. Вплетаясь в ощущение жизни, этот голос еще усилил радость мальчика. Он почувствовал себя так же неразрывно связанным с Зхур, как изменчивая тень связана с ярким блеском дня.

Омар подошел, протирая глаза, к двум женщинам, сидевшим под фиговым деревом. Зхур притянула его к себе, обняв рукой за плечи. Мама подала кофе с молоком и положила ломоть хлеба возле чашки Омара. Мальчик высвободился из объятий Зхур.

— Оставь его в покое, — сказала Мама и спросила, обращаясь к Омару:

— Ты принесешь нам кукурузы?

— Да, сейчас.

— Не спеши, братик. Выпей сперва кофе.

Омар ушел. Природа купалась в утренней прохладе. Вдоль расстилавшегося за домом картофельного поля шла живая изгородь из кукурузы. Высокие стебли были закованы в латы остроконечных листьев. Растения зеленым покровом одевали землю, черпая из нее живительные соки. Мальчик проник сквозь их шуршащую стену и сорвал несколько початков. Желая убедиться, созрели ли они, он раздвигал усики и рассматривал зерна. Если они из белых становятся желтоватыми, как слоновая кость, кукуруза поспела.

Мальчик принес целую охапку похожих на веретена початков. Зхур уже развела огонь. Початки были очищены, ость с них снята. В печке оставались лишь раскаленные угли. На них-то и положили печь кукурузу.

Мама шепотом сказала мальчику:

— Желтый, старый и в пеленках… Отгадай или прочь ступай.

— Кукуруза! Кукуруза! — закричал он, не дав ей договорить.

Эту загадку все знали.

— Еще загадай! — потребовал мальчик.

Мама сказала:

— Стоит крепкий дом, живут негры в нем… Угадай-ка да получше, иль ударов сто получишь.

Обе сестры наблюдали за ним. Но сколько Омар ни ломал голову, он ничего не мог придумать.

— Арбуз, глупыш! — проговорила Мама и громко рассмеялась.

— Сто ударов! Сто ударов хлыстом! — распорядилась Зхур и сделала вид, что бьет мальчика. Омар, не сумевший отгадать загадку, нахмурил брови.

— Да, да, арбуз! — подтвердила она.

— Еще одну.

— Знаешь, что говорят? — спросила Мама. — У тех, кто любит болтать среди бела дня, рождаются шелудивые дети.

С таинственным видом она приложила палец к губам.

Обе женщины занялись своими делами; Омар остался наблюдать за кукурузой. Он раздувал огонь, махая над ним крышкой от чугуна. Время от времени он приподнимал початок и поворачивал его другой стороной. В печке то и дело раздавались звуки взрывов — это лопались кукурузные зерна. Мама убирала комнату, Зхур чистила овощи. Но скоро они обе вернулись и сели на корточки перед очагом.

— Дай-ка сюда, — сказала Зхур мальчику. — Ты спишь. Смотри, как надо делать.

Она взяла у него из рук крышку и стала с силою махать ею над огнем, который сразу ожил. Кукуруза начала лопаться вдвое быстрее.

Початки были опущены в соленую воду. Несколько минут спустя их вытащили обратно. Зерна плотно прилегали друг к другу, как ряды ровных зубов. Стоило откусить один раз — и рот был полон. Кукуруза приятно хрустела, у нее был вкус соли, муки и дыма.

Омара удивляло, что жизнь может быть так прекрасна и легка. В Верхнем Бни-Бублене он испытывал каждое утро прилив восторженной радости. Его сердце раскрывалось навстречу благоуханию, исходившему от полей. Он следил в траве за пробуждением насекомых, подмечал каждое их движение. Он растирал между пальцев листик дикой мяты и вдыхал запах земли, напоенной влагой. Сквозь веревочную подошву своих парусиновых туфель он ощущал, обильная ли выпала роса.