Большой дом. Пожар - страница 59

При этих словах Ба Дедуш даже подскочил. Движением руки он прервал Маамара.

— У нас в деревне так уж повелось, — сказал старейший. — Мы вечно говорим, что ничего не стоим. Как только полевая страда окончена, феллах не находит работы и сидит сложа руки до следующей весны. Вот мы и говорим, что ничего не стоим. И во всем виним себя: мы-де не любим работать.

Повернувшись ко всем остальным, Ба Дедуш, старейший, спросил:

— Не правда ли? — Никто ему не ответил, однако он продолжал: — Какая жизнь у феллаха? С наступлением зимы он укрывается от непогоды в своей хижине или в темной пещере и дрожит от холода вместе со всей семьей. Я думаю, что то же бывает и в других местах — повсюду, где живут крестьяне-бедняки, будь то на севере или на юге, на западе или на востоке. Люди говорят при этом: уж такая у феллаха судьба. А я скажу, что, говоря так, мы оскорбляем жизнь. Друзья мои, мир и без того достаточно оскорблен!

Ба Дедуш вздохнул и умолк. Он бросал вокруг себя гневные взгляды и никак не мог успокоиться.

Остальные феллахи терпеливо слушали; может быть, им нечего было сказать. А может быть, они считали, что к словам Ба Дедуша нечего прибавить.

Ясное дело, каждый из этих людей нуждался в уважении и требовал его от окружающих; он ведь прежде всего имел право на уважение со стороны своих. И это правильно: нельзя ожидать уважения от посторонних, если свой же брат обращается с вами, как с собакой.

Прервав молчание, Ба Дедуш опять заговорил:

— Пусть они не рассказывают всякие небылицы, будто феллах — отъявленный лентяй, что если он потрудился один день, ему надо десять дней отдыхать, а стоит ему заработать на три дня жизни, как он тут же бросит работу и будет греться на солнышке, как ящерица. От феллаха плохо пахнет. Феллах — грубое животное. Феллах то, феллах се. Вот оно как! И еще вас заверят, что феллах доволен своей участью. Предложите ему переменить свою жизнь на другую, светлую и счастливую, где он станет уважаемым человеком… и он откажется. Каким феллах был, таким и останется! К тому же попробуйте дать ему что-нибудь хорошее, и он тотчас же все испортит, все переделает по своему образу и подобию. Он неспособен подняться над своим положением! Но беда в том, что те, кто так говорит, никогда не дают нам вкусить этой прекрасной жизни. Сами же они живут на нашем теле, как паразиты. Вот чем все объясняется. Если мы едим серый хлеб, если наша жизнь черна, то виноваты в этом они. Но у этих паразитов — высокие мысли. Мне думается, что во всех странах мира они похожи друг на друга. Всюду, где есть феллахи, заставляющие землю плодоносить, паразиты, наверное, говорят: феллах доволен своей участью! Что мы — особая нация, особая раса, что ли? Вот что надо было бы знать. Если это так, остается только согласиться: такая уж у феллаха судьба. Всю свою жизнь он будет жить на той же земле, под тем же небом, среди тех же гор. Поместье колониста окружит его непреодолимой преградой. Его уделом всегда будет нищета, дожди, нестерпимый зной, отчаяние; этот удел достался ему от предков, и как бы честно он ни трудился — толку не будет, хоть околей за работой. Несправедливость станет чем-то естественным, как дождь, ветер или солнце.

Под конец в голосе Ба Дедуша, старейшего, зазвучали мрачные ноты.

Слова старика были встречены полным молчанием. Но что это? Ах, это Маамар-аль-Хади!

Он пробормотал:

— Не подумайте, что я выказываю вам неуважение, нет, это не так. Прошу вас, извините меня…

Ничего больше не прибавив, Маамар-аль-Хади ушел. И правильно сделал: пора было расходиться.

— Но знают ли они, по крайней мере, чего хотят? — спросил Кара.

Он замолчал. Такая уж у него была привычка: он задавал вопрос и терпеливо ждал. Двое других крестьян ничего не ответили.

Так рассуждали на верхнем краю Бни-Бублена крестьяне, у которых было по нескольку арпанов земли. Кара Али зашел к соседям с заранее обдуманным намерением…

— Они говорят, что им недостаточно платят. Допустим. Я готов был бы согласиться с этим, если бы…

Затаив дыхание, Кара Али вытянул шею. Он так близко склонился к двум стоявшим неподвижно мужчинам, что почти касался их головой. Он вглядывался в них, все больше тараща глаза.