Борьба или бегство - страница 8
Из заляпанного зеркала глядел взъерошенный парень в мокрой белой рубашке. Макс Пейн в юности, не иначе. Мужественный герой, спасший девушку из бурной реки или, быть может, бившийся с врагами под дождем. На самом же деле – жалкий козёл отпущения, униженный двоечником. До начала этого кошмара я часто красовался перед девочками в классе, пошло и небрежно шутя. Теперь на их глазах меня растоптали подобно половой тряпке.
Прозвенел звонок.
* * *
Вернувшись домой после школы, я закрылся на защёлку и улёгся спиной на пол. Стены покрывали узоры – серебристые изгибы стеблей и листьев. Мой взгляд заскользил по ним, и некоторое время спустя мысли потекли столь же размеренно. Я ощутил спокойствие. Похоже, черта была достигнута, и вместе с этим пришло осознание, что за чертой есть что-то ещё. Теперь, когда цепляться было уже не за что, мне открывались новые возможности, ранее невидимые.
Итак, если отбросить эмоции… Можно ли утверждать, что быть избитым – хуже, чем быть униженным? Разве не этого – защиты своей чести – я ожидал от Серёжи, смотря на его мучения?
«Глеб убьёт тебя», – говорил страх.
«Да неужели?», – отвечал я. Кажется, Глеб не такой идиот, чтобы идти под суд по такому поводу. А ведь даже обычная драка может привлечь внимание, которое ему совсем не нужно.
«Ты ничего не сделаешь, – заявил страх. – Ты терпел бесчисленное множество издевательств и стерпишь ещё столько же. Точка».
* * *
На следующий день Кадыков явился только к середине второго урока. Когда прозвенел звонок и класс высыпал в коридор, я почувствовал щелчок пальцем по уху. Руки начали мелко дрожать, но показывать этого было нельзя. Я развернулся.
– Ну что, Мих, рубашку постирал? Мамочка не придёт разбираться? – спросил Глеб с издевательской заботой в голосе.
Дрожь во всём теле усиливалась. Стараясь не выдать её, я помотал головой.
Глеб был расслаблен: всё без сюрпризов. Опустив глаза, я постарался обойти его сбоку. А потом сжал кулак, повернулся и резко заехал Глебу по голове.
Удар пришёлся в ухо. Вышло не очень красиво, зато неожиданно и полновесно. Голова Глеба мотнулась в сторону, и он в ярости развернулся. Я ударил второй рукой, целясь в нос, но Глеб перехватил кулак и схватил меня за горло. Я вцепился в его кисть, пытаясь разжать пальцы, а он левой со всей силы ударил меня в лицо.
Бам! Его кулак был подобен молоту. Очертания Глеба смазались. Рука разжалась, коридор крутанулся вокруг меня, и я рухнул спиной на кафель.
– Ну ты и псих, – пробормотал Глеб. Сзади кто-то сдавленно усмехнулся.
Лёжа на спине, я рассеянно потрогал трясущимися пальцами нижнюю губу. Та потеряла чувствительность и, похоже, раздувалась. Я молча поднялся на ноги, стараясь не шататься, и отправился в туалет. Умывшись, я вернулся в коридор и прислонился к стене – неподалёку от всех. Никита скользнул по мне взглядом и отвернулся. Глеб травил байки.
В этот день он больше ко мне не лез. На одной из перемен Аня спросила:
– Миш, ты видел свою губу? Она распухла.
– Видел, есть такое. Пройдёт.
Родители тоже не оставили моё лицо без внимания.
– Что, опять этот Глеб? – недовольно спросил отец. – Может, пора ему напомнить, что в нашей стране есть милиция?
– Не надо, всё в порядке.
– Отдохни денёк, – сказала мама. – Приди в себя. Я позвоню Ларисе Валерьевне и скажу, что ты заболел.
– Нет, мне нужно идти. Нельзя показывать слабость сейчас.
– Не думаю, что твоих одноклассников настолько волнует твоя жизнь. Если хочешь, не буду говорить, что ты заболел. Скажу, что мы забираем тебя по семейным делам.
– Не надо, пожалуйста. Я пойду завтра в школу.
– А по-моему, тебе всё же лучше завтра отдохнуть, пусть губа пройдёт, – сказал отец.
– Она не пройдёт за один день. И не надо никому звонить, пожалуйста. А сейчас я хочу побыть один.
На следующее утро перед зеркалом я научился закатывать губу внутрь и слегка прикусывать её. Так со стороны почти не было видно, как сильно она опухла. Правда, маскировка спадала, стоило мне открыть рот, но сегодня мне вряд ли предстояло много разговоров.
На второй перемене Глеб, будто бы для пробы, отпустил одну из любимых матерных шуток про меня. Я медленно повернулся. Меня снова начало потрясывать. Глеб стоял в проходе между партами и смотрел со своей обычной ухмылкой. Но кое-что изменилось: теперь он был собран. Врасплох его было больше не застать. Я неторопливо двинулся вперёд.