Бордель мадам Муро - страница 5

— Меня что-то укусило… — лепетала девица, размахивая правой кистью и пытаясь высвободить левую, которая всё ещё была привязана к изголовью кровати. — Печёт.

Мадам стояла рядом и с любопытством смотрела на неё:

— О чём ты?

— Там… там же что-то было, да?

— Разве? — Мадам Муро перехватила её за запястье, грубо заломила руку за голову и ловко пристегнула к цепочке. — Не дёргайся! Мы не закончили.

— Но там… там же что-то было…

— Тише-тише. Я обо всём позабочусь, не бойся. Будь и дальше хорошей девочкой. Сейчас всё пройдет.

Мадам выпрямилась и отступила назад, наблюдая, как тело девицы изогнулось дугой, а потом забилось в конвульсиях, словно угодивший в паутину мотылёк, и вдруг обмякло.

— Видишь, как быстро? Я же говорила. Ты заслужила покой.

========== Клиент ==========

К счастью, улица была пустынна.

Когда балансируешь без всякой страховки на высоте десяти футов, уцепившись за скользкий от дождя карниз и вложив носок ботинка в выступ на щербатой стене, об этом обычно не задумываешься, но Скааль должна была предусмотреть всё. Она куда больше любила импровизации, но импровизации всегда шли рука об руку с чудовищным риском. Рисковать было нельзя. По крайней мере, не сейчас.

Она дотянулась до фонаря, вытащила клапан и перекрыла газ, с трудом прокрутив проржавевший вентиль. Часть дома утонула в дымной пелене сгущающегося сумрака.

Где-то тоскливо, пронзительно взвизгнул клаксон паромобиля, но Скааль, привыкшая к грому циркового оркестра и пушечным выстрелам, даже не шелохнулась. Отпустив фонарь, кошкой полезла вверх — до узкой прорехи окна оставалось несколько дюймов и один решительный рывок.

Она подтянулась, взобралась на карниз, толкнула створку, которая — Скааль уже знала — не запиралась на защёлку, и, навалившись животом на деревянную раму, стала втискиваться внутрь. Это была самая сложная часть плана: девочка-змея из неё получалась никудышная, несмотря на природную гибкость.

Затрещала ткань трико. Скааль беззвучно выругалась и, ухватившись руками за портьеру, скользнула вниз, к чёрно-белой напольной плитке.

Наконец-то.

Она перевела дух и улыбнулась.

Угловая комната мадам Муро — единственная из необследованных — была полностью в её распоряжении на ближайшие полчаса. Неподалёку, скорее всего за стенкой, фыркали пумы, которых выводили на подмостки в причудливых кованых намордниках.

Скааль прислонилась ухом к гобелену, прислушалась. Ей было жаль животных: пумы выглядели хорошо, их золотистые шкуры лоснились, но она прекрасно знала, что может скрываться за внешним благополучием подневольных зверей.

Она сбежала в передвижной цирк, к подкупольным обручам и цветным полотнам, на самой заре своей молодости, когда до смерти устала от пыльной духоты конторы, монотонного стрёкота пишущей машинки и чопорных кружевных платьев. Тогда же выкрасила светлые волосы лиловыми чернилами и взяла себе забавное прозвище.

Воздушная гимнастика стала глотком свежего воздуха, страстью, а в перерывах между выступлениями кипели другие страсти — дорожные, репетиционные, любовные. Скааль закрутила роман с молодым дрессировщиком и в целом была довольна жизнью, пока не увидела, как он охаживает кнутом обезьянку. Она бросилась на защиту и тоже схлопотала парочку ударов. Могла остаться без глаза, если бы не гогглы, доставшиеся от деда-конструктора. Рассечённое плечо зажило быстро, дрессировщик той же ночью закончил свою карьеру в клетке с простреленной головой, а выпущенные на волю звери пустились в бега вместе со Скааль.

Совсем скоро её поймали, но совсем не те, от кого она пряталась на окраине Рейнвилля. Однажды странный человек во фраке, выйдя из новёхонького кабриолета, перегородил ей дорогу в Блэквуде и заявил, что в достаточной степени оценил её таланты и хочет предложить работу. Скааль согласилась, и тогда ей выдали оружие и аванс.

С тех пор так и повелось: мужчина во фраке появлялся из ниоткуда, называл имя и платил наличными. От неё требовалось разыскать этого человека, убить и бесследно исчезнуть, не оставив улик и не задавая лишних вопросов. Получалось неплохо.

Скааль не любила города. Механические цветы урбанизации распускались не для неё. Она не очень хорошо представляла, что находится за пределами Рейнвилля, но слышала, что где-то на севере было совсем иное медное солнце, цветущая зелень и синее ласковое море. Так у неё появилась мечта.