«Бой абсолютно неизбежен»: Историко-философские очерки о книге В.И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм» - страница 20

мир таким образом, чтобы противоречия законов жизни и законов природы разрешались для нас. Научный социализм разрешает эти противоречия, выставляя идею победы жизни, покорения стихий разуму путем познания и труда, науки и техники»[102].

Когда кадет А.С. Изгоев (будущий веховец) бросил Луначарскому по поводу этой статьи упрек в том, что раньше он всегда отрицал религию, а теперь, когда на нее появился спрос, вынул ее словно из кармана[103], Луначарский так ответил ему: «Та религиозно-философская точка зрения, которую я старался развить в последних статьях, установилась у меня в общих чертах более десяти лет тому назад. Лет 11 тому назад я изложил ее в Киеве в реферате „Социализм и идеализм“. В числе оппонентов были, между прочим, Н. Бердяев и В.В. Водовозов. Я всегда отвергал, отвергаю и буду отвергать всякую мистику, метафизику, веру в потусторонний мир и вмешательство потусторонних сил. Подобные верования я считаю ядом, разлагающим творческую и революционную энергию человечества.

Но я во всех статьях, где говорил на эти темы, указывал на то, что мы тем более смеем отвергать „небо“, чем более уверены в силе и красоте реальной, земной религии, религии жизни, вида. Я настаивал неоднократно на том, что психологической сущностью этой религии не может быть „уверенность“, а только надежда… Я мыслю так, как мыслил всегда».

И далее с пафосом проповедника Луначарский продолжал: «Утверждаю, что в России и на Западе фактически вырабатывается новая религия… Не претендую ни на минуту на роль руководителя, тем менее – изобретателя религий, но хочу формулировать то, что накипает в коллективной душе передовой демократии, членом которой являюсь. Давно зреет во мне новая религия, как зреет в сотнях моих товарищей, знакомых мне и неизвестных. Время пришло. От избытка сердца глаголят уста…»[104]

В 1931 году Луначарский вспоминал: «Не разделяя эмпириомонистической философии Богданова, я тем не менее был близок к ней и во всяком случае не стоял ближе к партии, чем Богданов, в философском отношении, поскольку старался внести в марксизм совершенно чуждые ему элементы махизма, эмпириокритицизма. Рядом с этим (и, конечно, в глубокой связи с этим) я примкнул к Богданову и в политическом отношении, разделяя ложную политику ультиматизма»[105].

В рецензии на роман-утопию Богданова «Красная звезда» Луначарский восторженно писал о его творчестве: «А. Богданов широко известен читающей публике как философ, как автор самой серьезной в русской философской литературе попытки построения научно-философской системы. Готовящийся перевод „Эмпириомонизма“ на немецкий язык, без сомнения, покажет, что это одновременно и самая серьезная попытка этого рода в марксистской литературе после работ Энгельса и рядом с работами Дицгена и Антонио Лабриолы. Известна также и разносторонность Богданова. Естественник, одинаково широко знакомый с науками физическими и биологическими, экономист, социолог, зоолог, психолог, психиатр по специальности». Роман Богданова Луначарский характеризовал как необходимую и важную иллюстрацию к его теориям, которые «надо серьезно изучать, ибо в них, вообще, пророчески мерцает готовая родиться пролетарская философия»[106].

Что касается политического отступничества Богданова и Луначарского от линии революционного марксизма, то оно сделалось очевидным не сразу (поэтому и мы скажем о нем позже), а вот популярность их как философов становилась все зримее.

В августе 1907 года Луначарский вместе с Лениным (а также Базаровым) находился на социалистическом конгрессе в Штутгарте в составе большевистской фракции. 18 августа он писал оттуда жене, Анне Александровне: «Очень приятную вещь сообщил мне Котляр, которого я здесь встретил. Издательство „Зерно“ предлагает мне редактировать его перевод двух томов Петцольда с моим предисловием… Это чудесно. Если Петцольд пойдет хорошо, то под моей же редакцией пойдет и сам Авенариус. Ильич страшно хорошо ко мне относится… хотя о синдикализме говорит сердито»[107].

(Заметим в скобках: уже и теперь Ленин «сердито» отзывается о стремлении истолковать политическую концепцию большевиков в духе революционного синдикализма, что нашло свое выражение в послесловии Луначарского к переводу книги Артуро Лабриолы «Реформизм и синдикализм» (Спб., 1907). И критики большевизма не преминули заметить указанное расхождение между Лениным и Луначарским. Противопоставляя это послесловие Луначарского брошюре Ленина «Что делать?», которая определялась как сданная в архив «революционная романтика», как «полубеллетристическое произведение», но отнюдь не руководство к политической деятельности, некий Д. Зайцев писал: «Теперь даже лидеры „большевиков“ узнали, что рабочий класс даже из глубины своих заблуждений придет неизбежно к своей классовой идеологии»