Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши - страница 13
Дверь затворилась за последним учеником. Юлия Шухт выжидательно смотрела на профессора.
Мне передали, что ты хочешь ехать вместе с сестрой в Россию,— после паузы сказал Пинелли,
— С сестрами, Евгения тоже едет.
— Да. Ее я не знаю. А решение Анны одобряю. Анне двадцать лет. В нашем лицее она получила прекрасное музыкальное образование. Полна энергии. Вашей бедной родине нужны такие люди. Но ты еще девочка.
— Я уже не девочка. Мне семнадцать лет. Почти.
— Семнадцать почти,—повторил профессор.—Представь, я не заметил, как ты выросла. Все вы быстро растете и меняетесь. А мы стареем... и тоже меняемся... До окончания лицея тебе осталось два года. Два золотых года. Используй их, девочка! Ты предана музыке, я знаю. Но в мире кроме музыки, как бы она ни была прекрасна, есть радость бытия и слезы отчаяния, бедность и богатство. Найдутся хорошие люди, которые помогут тебе не только сердцем, но и умом. Пусть эти два года, оставшиеся до окончания лицея, станут и годами твоей общественной зрелости... Ты никогда не была на родине?
— Нет. Я родилась в Женеве. Но у нас в семье постоянно вспоминают о России. Дома мы говорим только по-русски... Поем русские песни. У мамы хороший голос, меццо-сопрано, отец обычно ей аккомпанирует... Помню, как в детстве... Но вам это неинтересно.
— Именно это мне и интересно. Продолжай, девочка.
Я хотела сказать, что в детстве, когда мы укладывались спать, отец раскрывал двери в соседнюю комнату, садился за рояль и спрашивал: «Готовы?» «Готовы!» — кричали мы хором. «В постелях?» «В постелях!» «Что же вам, детки, сыграть?» И играл, иногда минут пятнадцать, даже больше. А мама пела, не всегда, правда... Знаете, это были чудеснейшие минуты. Мы подросли и стали петь хором. Семейный хор, со стороны смешно, но нам нравилось.
— Не смешно, прекрасно!.. Ты можешь задержаться еще на восемь минут? Только на восемь минут.
— Конечно, синьор профессор.
— Сыграй мне третью часть концерта.
...Восемь тысяч человек в серых шинелях, бушлатах, кожаных куртках пели пролетарский гимн. Они умолкли, а наверху, под массивными сводами огромного манежа, еще долго прокатывалось: «С Интер-на-циона-лом воспрянет ро-од людской!» Словно во сне подошла она к краю эстрады — крохотного островка в волнующемся человеческом море... Подняла смычок…
РИМ, ВЕСНА 1913 ГОДА.
ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ
Шухты жили на виа Монфератто. В лицей Юлия обычно ходила пешком. Но сегодня она опаздывала и села в первый подошедший трамвай, на котором номер был обозначен арабскими цифрами. Из этого следовало, что трамвай принадлежит частному обществу (номера маршрутов на муниципальных трамваях обозначались римскими цифрами) и проезд на нем немного дороже. В бюджете большой семьи Шухтов транспортные расходы оставляли заметный след. Но на образование детей не скупились.
В ознаменование приближающегося отъезда дочерей в Россию Аполлон Александрович решил совершить с семьей прощальную прогулку по Риму. Последнее время он мало бывал дома, уйму времени отняла организация Первого съезда русских культурных и экономических общественных организаций в Италии. Съезд состоялся в Риме, в помещении «Общества Русской библиотеки имени Льва Толстого», прошел успешно, делегаты разъехались, и Аполлон Александрович смог, наконец, по его выражению, «вернуться в лоно семьи».
Когда Юлия Аполлоновна прибежала домой, все уже сидели, готовые к выходу.
— Ну что же ты, Юлька! — укоризненно сказала мать, Юлия Григорьевна (у матери и дочери были одинаковые имена).— Такой день сегодня.
Юлия Аполлоновна не стала оправдываться, положила папку с нотами, взяла накидку, потому что вечер был прохладным, и сказала, что готова.
— Сперва мы пойдем к святому Петру,—объявил Аполлон Александрович.
На площади святого Петра в этот весенний день было очень много туристов. Они послушно следовали за гидами, которые громко, не обращая внимания на другие группы, знакомили с достопримечательностями «Вечного города».
— Примкнем, что ли, к этой группе? — сказал Аполлон Александрович.— Тут, кажется, гид потише.
— ...Мы с вами находимся на площади святого Петра,— говорил по-французски гид, пожилой мужчина со склеротическим лицом.—Она представляет квадрат, перед которым тянется овальное пространство, окруженное грандиозными колоннадами: эти колоннады состоят из четырех рядов дорических колонн. Посреди площади стоит огромный египетский обелиск; вокруг него начертана на земле роза ветров, с обеих сторон его возвышаются два красивых фонтана. Когда светит солнце, яркие лучи его пронизывают струи, серебряный дождь играет и блестит мириадами огней на мраморных колоннах...