Бойня продолжается - страница 33
Взбираясь все выше, можно было, набрав высоту, отдохнуть в воздухе — просто расправить крылья и плавно, по спирали, плыть в восходящем потоке. Здесь цвета казались другими - можно было видеть в воздухе магнитные линии. Земля осталась далеко внизу - место, где гостишь, но не живешь. Полет — вот естественное состояние. Небо - дом. Небо - жизнь.
А вот, для сравнения, корова на склоне горы.
Земля гудит. Много мяса, много желудков. Фабрика плоти. Корову прижимает к почве земное тяготение. Она тяжко идет по жизни. На уме одна еда. Жизнь - стог сена. Единственное предназначение - переваривать. Дни проходят в жевании и отрыгивании, снова пережевывании и испускании в воздух невероятного количества метана. Трава под ногами - одновременно и ковер и еда. Здесь, среди вечного обеда, мы бродили меж бутербродов с кресс-салатом и огурцами, безостановочно чавкая и процеживая кашицу через все четыре желудка. Солнце было теплым одеялом и подливкой к окружающему со всех сторон салату; дождик лишь освежал его аромат. Для коровы бетон — преступление, забор - грех. Корова не живет - она обедает. Иначе и быть не может: корова должна есть много салата, чтобы питать свою тушу. Жизнь - одна долгая трапеза.
Мыши. Мышь. Такая маленькая, незаметная, но живет повсюду. Она стремительно шмыгает по лабиринтам узких нор и держится поближе к темным местам; Все, что двигается в мире наверху, опасно - ястребы, кошки, ласки, собаки, совы. Мир кончается за пределами твоего тела. Открытое пространство ужасает. Звуки страшат. Даже если убежишь, потрясение столь велико, что ты можешь умереть от страха. Мыши не живут. Они паникуют. Яркий свет - опасность. Движение - опасность. Все большое - угроза. И все-таки мыши храбрецы. Они обязаны быть таковыми. Едва попадаешь в мышиный мир, как цвета меняются. Звуки становятся громче, тоньше, басовитее. Ищи, расти, размножайся, рискуй, жирей - но делай все быстро. Мыши - маленькие люди в своем мире, они первыми гибнут, первыми появляются снова. Мыши — крохотные воины.
Летай с птицами, жуй жвачку с коровами, живи в мышином мире, плавай с китами - открывай для себя новые возможности видеть, обонять, слышать.
Однако все это не то.
Самое большее, чего можно достичь в Центре виртуальной реальности, - поддельная реальность птицы, коровы и мыши. Настоящая правда может сильно отличаться. Пока мы не сможем вживить датчик мыши, корове или птице, мы не будем знать этого наверняка.
Тем не менее цель все равно была достигнута: ощущения других существ отличаются от нашего, потому что у них другое видение мира, потому что движение существа в окружающем мире, его взаимодействие с ним, обоняние, вкус, способности к выживанию и даже к размножению - это уникальный жизненный опыт.
Какими бы ни были эти модели - смазанными, изуродованными, пропущенными через фильтр эквивалентных человеческих понятий и, в конечном итоге, испытанными человеческими органами чувств, - какими бы несовершенными они ни были, все равно они давали лишь первое приближение, стартовую позицию, с которой можно начинать. Иногда это напоминало намазывание масла на хлеб под водой, но все равно давало возможность прочувствовать глубину пропасти между одним видом и другим.
Если бы мы знали о хторранах достаточно, чтобы начать моделировать хторранскую реальность. Если бы…
Мы могли смоделировать туннели и создать искусственную среду обитания.
Мы могли воспроизвести всепроникающие звуки гнезд. Мы могли настроиться на
видение глазами червей и подобрать частоты, на которые реагируют их слуховые рецепторы, таким образом, что оператор в киберпространстве воспринимал бы окружающую среду органами чувств, подобными хторранским, - но в стороне оставались другие взаимоотношения червей с окружающим миром. О которых мы не знали.
- Песни, - неожиданно сказал я себе. - Нам надо научиться петь, как Хторр.
Только… я уже прошел через это. В этом и заключалась проблема.
Я вспомнил…
Впервые попав в хторранское гнездо и обнаружив там четырех червей, находящихся в состоянии общения… я выронил оружие. И положил руки на их теплые бока. Они мурлыкали. Урчали. Вибрировали на одной ноте, которая прошила меня насквозь. Их мех покалывал. Он был мягче норкового. Я наклонился к звуку, прижался к нему, пытаясь…