Божественная смерть Джиреллы Мартигор - страница 6
Женщина округлила глаза и шагнула назад в кабинет, дабы пропустить Джиреллу.
— Благодарю за приглашение, мэм, но анафемам запрещено преломлять хлеб с людьми вашего положения.
У Джирелы перехватило дыхание. Анафема? Разумеется, она и раньше слышала страшилки о ведьморожденных, да даже сама парочку рассказала в монастыре, но и вообразить себе не могла, что лично повстречается с одной из этих чудовищ. А уж назначение такого создания в твои телохранители — случай немногим менее значимый неожиданных событий, в ходе которых она вдруг оказалась наследницей Ониксовой Кафедры.
— Прости… — начала было Джирелла, но боевая монахиня выставила свою мясистую ручищу.
— Молю вас, больше никогда предо мной не извиняйтесь, ни за что. Цирюльники достойно облагодетельствовали меня, если вы сразу не заметили.
— Раз уж тебе не положено со мной есть, то, догадываюсь, тебе не положено меня и прерывать. — Джирелла улыбнулась своему стражу так, чтобы та не поняла ее превратно. — Не сомневаюсь, что во многом положусь на твой опыт, сестра Вора, но опять-таки догадываюсь, я могу говорить, что угодно кому угодно, будь то искренние извинения или же нелепый приказ.
— Это… наверное, так и есть, мэм.
Джирелле показалось, что под маской женщины тоже промелькнула улыбка.
— А сказать я хотела: прости мне мое любопытство, но не могла бы ты снять маску, дабы я увидела твое лицо целиком? — Оба понимали, что это не вопрос, но боевая монахиня явно противилась этому намеку. — Я ни разу в жизни не встречала анафемы, сестра Вора, и желаю узреть, насколько же в действительности мы с вами отличны.
— Сильно, мэм, — ответила здоровячка слабым голосом.
Она откинула капюшон рясы и развязала маску. Спала черная ткань, открыв глазам сплошь изрытую лысину сестры Воры, увидев которую Джирелла втянула воздух сквозь зубы. Если бы не гротескно зарубцевавшаяся кожа, анафему можно было принять за чисторожденную. Отчего ведьморожденная казалась только еще более интригующей.
— Что… как…
Джирелла встала на цыпочки, дабы получше разглядеть особенности широкого лица женщины, без понятия, как сформулировать вопрос.
— Оперение, мэм, — произнесла боевая монахиня, не в силах встретиться с любопытствующим взглядом своей подопечной. Было ли то слабостью или уважением со стороны анафемы, но такое поведение взбудоражило Джиреллу. — Благодаря милости Падшей Матери и ее хирургов, я спасена от своего чудовищного происхождения.
— Во славу! — выдохнула Джирелла, когда анафема наклонилась ниже, дав девушке потрогать свою пупырчатую шкурку.
Ощущение было такое, все равно что водить пальцами по ощипанному цыпленку, что она проделывала в монастырской кухне. Глядя на пухлые губы и аристократический нос, она добавила:
— Хвала Падшей Матери, что ты не родилась с клювом.
— Хвала Падшей Матери, — согласилась сестра Вора. — Но даже если б и родилась с ним, цирюльники у его всемилости самые искусные. Я знаю других с таким же недугом, а то и худшим, и тем не менее всех их исцелили перед допуском в Норы.
— Говоришь, Норы существуют?
Джирелла отдернула руку. Ей с трудом верилось, что вселяющие ужас слухи — вовсе не слухи.
— У вас под ногами, мэм. Меньше чем в миле, — заверила боевая монахиня, привязывая маску на место. — Там я и выросла. Его святейшество папа Шанату верит, что даже наш заблудший вид способен служить Вороненной Цепи. Как только нас перекроят по образу и подобию чистых.
— Чудеса, да и только… — Джирелла покачала головой. После всего услышанного у нее вряд ли еще остался аппетит, но вот горячая кружка калди, дабы успокоить нервы, определенно нужна. В монастыре напиток считался потворством своим страстям и был запрещен сестрами, но после предложенного дядей вчерашнего экстравагантного пиршества, она решила, что будущей Черной Папессе отныне можно все. — В общем, ты как хочешь, сестра Вора, а мне самое время разговеться. Мне прямо тебя просить принести, чего хочу или дергать за сонетку, как делал мой дядя?
— В будущем вы можете озвучивать любые ваши требования мне, а я уже позабочусь о доставке. Но сейчас мы уже опаздываем. — Боевая монахиня указала на тряпичный сверток, одиноко лежащий на пустом столе. — У меня тут приготовленный для вас обед, но взять его придется с собой.