Божественный Людвиг. Витгенштейн: Формы жизни - страница 23

Вернемся в Кембридж 1912 года. С Расселом Витгенштейн работал, с Дэвидом Пинсентом отдыхал душой. Но он также общался с преподавателями. Среди них был знакомый ему еще по Манчестеру математик профессор Харди. Это был также логик из Королевского Колледжа профессор Джонсон, который ненадолго стал официальным научным руководителем Витгенштейна; но, поскольку Джонсон был представителем традиционной логики, они с Витгенштейном не нашли общего языка.

Зато сразу прекрасный контакт у Людвига наладился с другой (наряду с Расселом) звездой новой философии — Джорджем Эдвардом Муром, который еще в 1903 году написал книгу «Principia Ethica» [Мур 1984], заложив основы не только философской этики XX века, но и так называемой лингвистической философии, или философии обыденного языка, которая стала активно развиваться в 1930-е годы как реакция на логический позитивизм Венского кружка (см. об этом более подробно главу 6). В противоположность логическому позитивизму, лингвистическая философия не стремилась устранить неясности естественного языка, но предлагала анализировать его таким, каков он есть. Так, Мур в своей книге, критикуя все предшествующие определения того, что такое добро, определял его как то, что рядовые носители языка называют добром. Мур сразу (в отличие от Рассела) проникся доверием к молодому австрийскому студенту, увидел и поверил в его огромный интеллектуальный потенциал и принимал самые радикальные и рискованные логико-философские суждения Витгенштейна.

Мура и Витгенштейна связывала долгая дружба, прекратившаяся только со смертью Витгенштейна.

Другим таким старшим другом Людвига стал в будущем признанный великим экономистом XX века Джон Мейнард Кейнс, человек остроумнейший, влиятельный и хитрый, обладавший большими и разнообразными способностями — писатель, адвокат, организатор и деловой человек, во всех сферах своей деятельности имевший безошибочный нюх на все новое и сразу оценивший талант и личность Витгенштейна. Он не был близким интимным другом Витгенштейна, но всегда выручал его в трудную минуту. Именно Кейнс организовал освобождение Витгенштейна в 1918 году из лагеря военнопленных в Монте-Касино, именно он послал молодого гениального математика Фрэнка Рамсея вызволять Витгенштейна из глуши альпийских деревень. Кейнс сделал возможным визит Витгенштейна в Англию в 1925 году, во многом благодаря его влиянию Витгенштейн был взят в Тринити-колледж преподавателем, он же посоветовал Витгенштейну принять английское подданство в 1938 году, когда Австрия была под нацистами, и именно он принял самое энергичное участие в подготовке выборов Витгенштейна профессором Кембриджского университета в 1939 году.

Теперь же, перед войной, Кейнс сыграл ключевую роль в избрании Витгенштейна членом закрытого элитарного общества кембриджских интеллектуалов, называвшегося «Апостолы». Наряду с Расселом и Муром, Кейнс был одним из влиятельнейших старших членов этого общества, называемых «ангелами». Из знакомых нам лиц среди «Апостолов» был и профессор Харди, и профессор Мак-Таггарт, и другие, более молодые преподаватели Кембриджа, в большинстве своем друзья и поклонники Витгенштейна. Витгенштейн был избран в Общество в ноябре 1912 года.

История отношений Витгенштейна с Обществом довольно запутанна. Вначале Витгенштейн был уверен в том, что Общество стоит того, чтобы он был его членом. Со слов Рассела он знал, что это было маленькое общество закрытого типа, которое пополнялось каждый год лишь одним или максимум двумя кандидатами. «Апостолы» существовали с 1820 года, и его членами были все интеллектуально одаренные, выдающиеся преподаватели Кембриджа. Они встречались каждый вечер по субботам и выслушивали доклад одного из членов, после чего предполагалось долгое обсуждение. Главным принципом в дискуссии было отсутствие каких бы то ни было ограничений, каких бы то ни было табу, предоставлялась полная свобода взглядов и обсуждалось все, что возможно было обсуждать. Члены общества были открыты всему новому и интересному.

Демократизм, стремление к истине, отсутствие формализма и официальности были большим плюсом Общества, но одновременно это способствовало и всему тому, что обыкновенно возникает в неформальных микросоциумах — подсознательным амбициям, интригам, и даже нравственной распущенности. Биографы Общества утверждают, что среди его членов процветал модный в начале века гомосексуализм