Бранденбургские ворота - страница 6

стр.

Нередко на трибунах появлялся Семен Михайлович Буденный. Жег по сторонам огневым черным глазом, пушил и накручивал на палец устрашающие усы, по-свойски ручкался со своими удальцами. Андрюшка с Гошкой глядели на него влюбленно — это ж герой из героев! Про него по всей стране поют звонкую песню — «Конная Буденного раскинулась в степи!»

С Иваном Бугровым легендарный командарм непременно беседовал, улыбчиво сверкая крепкими белыми зубами из-под смоляных усов: помнил Семен Михайлович доблесть своего комэска в одном славном деле под Белой Церковью, после которого сам вручил Ивану Бугрову орден Красного Знамени.

Спрашивал командарм, как работается бывшему комэску на заводе, нет ли ему каких притеснений от дураков-бюрократов? Иван смеялся: кто ж может его притиснуть? Он сам кого надо притиснет. Он рабочий класс — полный хозяин и на заводе и во всей своей огромной стране!


Последние перед каникулами школьные дни. За открытым окном густо летит тополиный пух, цокают по булыжникам Таганки копыта косматых битюгов, тарахтят железные ободья ломовых телег. Где-то у пахучих рыбных рядов посреди площади «дишканит» точильщик: «Точи-и-ить ножи-ножницы!..»

Почему столь ясно запомнился тот давний весенний день? Разве мало было других — с открытыми школьными окнами, с тополиным пухом, с цокотом копыт?

Потому что в тот день вошла в сознание Андрюшки старая учительница Катрин Райнер. Первое знакомство с нею состоялось еще зимой. Кто-то из пацанов даже фыркнул громко, когда из коридора в класс юркнула низенькая носатенькая старушенция, удивительно похожая на ручную белую мышку. Пышные волосы вздымались у нее на голове, как клок ваты. Черные быстрые глаза не притуманивались даже толстыми стеклами пенсне.

Старушка шмякнула потертым портфельчиком об учительский стол и уморительно представилась:

— Я есть ваш новый ушительница для немецкий язык! Прошу любить и жаловаться! Поскольку мой отец называется Иохан, постольку по-русски я образуюсь в Катерина Ифановна. Мой русский язык есть пока ошень плехой, но это не имеет важный знашение. Мы скоро все zusammen[2] замешательно поговорим на шистый немецкий!

Старушка расхаживала перед доской в больших подшитых валенках. Заношенная заграничная кофта с заплатками свисала с ее узких плеч почти до колен.

Прикрывая губы обчерниленными ладошками, таганские озорные пацаны зашушукались, загыгыкали, начали подбирать старушенции подходящее прозвище. Но немка вдруг распахнула свой потертый портфельчик и выхватила из него… браунинг! Настоящий! Вороненой стали! Заряженный, наверное!

— Was ist das? — торжествующе спросила учительница, подняв браунинг над седой головой. — Wer kann mir antworten?[3]

В классе воцарилась уважительная тишина…

Тяжелый черный браунинг подарили ей, оказывается, легендарные «красные матросы». Они приехали в Берлин из восставшего Киля, чтобы действовать по примеру моряков «Авроры», и взяли штурмом дворец кайзера. Вместе с берлинскими пролетариями и солдатами, покинувшими окопы на Восточном фронте, они провозгласили Советы как высшую власть немецкого народа!

Так появилась в жизни таганских мальчишек немка, «спартаковка», Мышка-Катеринушка (прозвище ей все-таки подобрали).

Урок за уроком приоткрывались перед шпанистыми пацанами разрозненные страницы революционной истории Германии. А вместе с тем они узнавали интереснейшие факты из жизни самой Катрин Райнер. Лет сорок назад она была красивой стройной студенткой Гумбольдтского университета. Ушла из богатой семьи, поссорившись с отцом, занималась пропагандой среди берлинских фабричных работниц, вступила в социал-демократическую партию.

С таганскими мальчишками происходило удивительное и непонятное: они удостоили чудаковатую иностранную учительницу какой-то особой любви. Так они не любили ни одного «своего», русского учителя. И было в этом чувстве нечто такое, что делало их самих значительнее, старше и умнее, что возвышало их в собственных глазах.

В тот запомнившийся весенний день рассказывала Катеринушка о ноябрьской революции в Германии, вспоминала, как встречалась в Берлине с Карлом Либкнехтом и Розой Люксембург — с «Карлом» и «Розой», как их называла учительница. Они были ее товарищами, вместе с ними она создавала в Германии новую боевую партию — коммунистическую.