Братья Дуровы - страница 4
Нестройная музыка оркестров, дудки, рожки, сопелки, звонкие голоса сбитенщиков, продавцов яблок, пирожков и разных сластей, смех и говор толпы, ржанье лошадей — все сливалось в оглушительный, непрекращающийся гомон. Всякий становился здесь участником развлечения: вскакивал на коня карусели, возносился ввысь в расписной лодочке качелей, разглядывал семь чудес света в глазке черного ящика панорамы и, конечно, заливался смехом от шуток и прибауток балаганного деда-зазывалы.
У братьев разбегались глаза. Необыкновенное обступало со всех сторон. На пестро размалеванных афишах одного балагана гигантский удав сжимал в страшном объятии светлорусую красотку, негры-людоеды поджаривали на костре европейца в клетчатых брюках с пробковым шлемом на голове. Рядом Еруслан-богатырь поражал мечом несметное число врагов.
Аляповатая вывеска другого балагана извещала, что здесь:
В этот момент на раус — помост на верху балагана, приплясывая, выскочил сам мужичок-простачок в не по росту длинной поддевке, в картузе, надвинутом на уши. Удивительной скороговоркой он застрочил:
— Без обмана: мильён слов в минуту! — рассмеялся Владимир.
— Нам бы так уметь… — вымолвил Анатолий, и трудно было решить, серьезно он это сказал или в шутку.
А на соседнем раусе появился дед с наклеенным красным носом. Мальчики остановились как вкопанные, когда он, словно к ним обратился, озорно кликнул: «Эй, сынок!» и посыпал горохом:
Столь заманчивое обещание хоть кого привлечет. Братья уплатили по пятаку за билет, вошли в балаган. Перед сценой, завешенной ситцевым занавесом, стоят наспех сколоченные скамейки, передние пониже, а задние такие высокие, что сидящие на них не достают ногами пола.
Тут же в зале идет бойкая торговля семечками, орехами. Но мальчикам не до лакомств. Жадными глазами следят они за занавесом, скрывающим столько чудес. И они начались!
Красноносый дед-зазывала выступает как жонглер. Три обыкновенные картошки мелькают в его руках, пока дед выделывает замысловатые «па» ногами.
— И мы так сможем, — замечает Анатолий.
Владимир согласно кивает головой.
Дед заменяет картофелины длинными кухонными ножами, подкидывает и ловит на лету, чтобы метко вонзить в мишень на доске.
— И так сможем… — шепчет Анатолий.
— Если подучимся! — осторожно добавляет Владимир.
Номер с кипящим самоваром вызывает одобрение братьев. Жонглер поставил его на двухаршинную подставку и водрузил все это сооружение на лоб. Затем на сцене появляется «факир, житель Индии» — здоровенный мужик в чалме из полотенца; он макает куски пакли в керосин, зажигает и берет в рот, страшно вращая глазами.
«Человек без костей» оказался почти мальчиком и таким изнуренным, что ветхое трико с блестками болтается на его худом теле. Все же братья смотрят на него с нескрываемой завистью: их сверстник уже выступает перед зрителями, считается настоящим артистом, и его называют так интересно — «человек без костей».
— А теперь, господа почтеннейшая публика! — провозглашает зазывала, — гвоздь программы: отсекновение головы живому человеку. Нервные и дамы могут не смотреть. Желающих испытать на себе отсекновение головы — прошу на сцену!
Зрители замерли. Подвергнуть себя жестокой казни желающих не находится. Наконец, после настойчивых приглашений из задних рядов выходит какой-то парень. Палач в красной рубахе уже поджидает его с топором в руках. Для доказательства остроты топора он вонзает его в колоду.