Братья Дуровы - страница 5

Парень переминается с ноги на ногу, сонно моргает глазами, затем покорно становится на колени и кладет голову на плаху. Палач заносит топор, охает, как мясник, рубящий мясо, и враз отрубает голову. И окровавленную поднимает для всеобщего обозрения.

Ошеломленные зрители не успевают прийти в себя, как вновь слышится голос зазывалы:

— Представление окончено! Кто желает увидеть оживление мертвеца — полезай в балаган с того конца! — Зазывала указывает на кассу, где продаются билеты на следующий сеанс.

Разумеется, эта страшная казнь — обман, ловкий трюк. Но как он делается? Хотя бы лишь ради того, чтобы постичь его секрет, уже стоит стать циркистом. Братья строят различные предположения, путаются в догадках, спорят и только еще более разжигают свое любопытство. Они не смеют еще думать, что уже недалеко то время, когда они сами будут выступать в балагане и тогда несколько раз в день им придется наблюдать «отсекновение головы» и то, как «палач» вынимает ее из ведра с клюквенным соком.

Но пока даже этот жалкий балаган с его немудрящими номерами, плохоньким оркестром и громко бьющим барабаном вызывает восхищение. Что же говорить о настоящем цирке с его ареной, блеском огней, пистолетным щелканьем бича, бравурными звуками галопа! Он кажется чудесной, недостижимой мечтой.

В военной гимназии кадеты Дуровы отличались успехами. Но… только в гимнастике.

Мальчики продолжили дома занятия, так решительно прерванные опекуном. На этот раз их учителем стал чех Забек, шпрехшталмейстер цирка Альберта Саламонского. В прошлом отличный акробат, он оказался умелым преподавателем. Ученики со своей стороны прилагали все старания, чтобы постичь цирковое искусство.

Братья уже запросто делали «копфштейн» — стойку голова в голову и «флик-фляк» — прыжок назад на руки, а затем на ноги и без страха разбиться раскачивались на кольцах и в самой высокой точке прыгали, распластавшись птицей, — это напоминало полет, тело будто парило в воздухе.

На руках от частых упражнений на гимнастических снарядах горели мозоли. Случалось и падать. Но и падения стали наукой. Забек твердил: «Циркист и падать должен уметь артистично, красиво. Это тоже искусство».

Молодым акробатам не терпелось «выйти на публику», ощутить сладость аплодисментов. И, горя честолюбием, они опрометчиво дебютировали — ни ко времени и ни к месту. Кого не губило стремление к славе…

В военной гимназии шли экзамены. В актовом зале за столом, покрытым зеленым сукном, заседал педагогический синклит. Во главе его был священник отец Николай Мещерский. Кадеты третьего класса экзаменовались по закону божьему.

— Дуров Владимир! — возгласил отец Николай.

В той стороне, где сидели ученики, послышался сдержанный смех.

— Воспитанник Дуров… — повторил было священник и осекся.

Вызванный ученик вышел из-за парты. Но как? На руках! Вверх ногами…

При гробовом молчании остолбеневших педагогов и неудержимом хохоте товарищей Владимир Дуров приблизился к экзаменационному столу и здесь стал на ноги. На лице его сияла довольная улыбка. Он был счастлив от собственной выдумки.

Священник кипел от негодования. Воздев руку к стене, где висели портреты царя Александра III и царицы, он воскликнул:

— При высочайших особах… при священнослужителе, при господе боге, который все видит… такое надругательство!

Кадет Владимир Дуров немедленно был отстранен от экзаменов и отправлен домой. В тот же день педагогический совет постановил исключить его из гимназии «за дерзкое поведение во время экзамена закона божьего в присутствии царских портретов».

А на домашнем совете было решено отдать Владимира на воспитание в частный пансион Крестовоздвиженского.

Кадет Анатолий Дуров проучился в военной гимназии тоже недолго. Уже через два года опекун Захаров был вызван к директору.

— Пребывание вашего питомца нетерпимо в стенах нашего учебного заведения! — решительно заявил директор.

— Почему?

— Потому, что он весь свой класс превратил в гимнастов. Да и в других классах стали ему подражать.

— Наказывайте его!

— Не помогает… Он и в карцере норовит на голове постоять. Странный ребенок! Ни малейшей любознательности к наукам, и вечные гимнастические упражнения.