Бретёр

   Я поднялся раньше условленного времени, примерно за час до того как меня должны были разбудить, по правде говоря, мне так и не удалось уснуть ночью. Выбрался из угрожающе скрипучей кровати, стараясь при этом не потревожить Анну, на цыпочках вышел в соседнюю комнату, где уже наспех умывшись и одевшись, захватил свою сумку и был таков. Коридорный с деликатным стуком наготове уже поджидал за дверью, славно, что мне удалось опередить его, и покой моей жены остался не тронутым. Анна - моя жена, я все еще не верил, что могу сказать подобное не в качестве мечты или потаенного желания, а декларировать как факт, установленный законом и богом. Даже в такое утро как это, какая-то маленькая часть меня не переставала лучиться счастьем от осознания этого. Но дела есть дела, и я спешил на встречу с Делягиным в условленном месте.

   Он уже ждал меня с экипажем наготове. Кучер тронулся сразу, как только я устроился внутри.

  - А что Оссовский? - спросил я.

  - Он своим ходом. - пожал плечами мой спутник.

   Ехали в молчании, Делягин непонятно каким образом умудрялся дремать или делал вид, что дремлет, закрывши лицо воротом своего пальто. Карету трясло на подмерзшей за ночь грязи, утро еще только начинало вступать в свои права. Дорога к озеру пролегала вдоль восточного склона Аурондорфа, и хотя солнце еще не выглянуло из-за вершин прилегающих гор (названия коих я к стыду своему не запомнил), характерное свечение, предвестник нового дня, уже охватывало всю границу неба и природа замирала в весеннем нетерпении. Под снегом в лесу вились невидимые пока каналы, еще не проснувшиеся ручьи, эти вены и артерии приближающейся стихии, сжатыми пружинами сосны готовились выпрыгнуть прямо в синеву, и белыми простынями укрытые треугольники окрестных пиков, обманчиво безмятежные, все они, вся эта весенняя армия только лишь ждала команды своего полководца, который пока не показывался, но розовый ореол горизонта не давал сомневаться в том, что он уже близко. И его герольдом заливалась где-то в лесу переполненная предвкушением славной битвы одинокая синица, надрывно, тревожно и почему-то радостно.

   Минут через пятнадцать неторопливой езды карета подпрыгнула на кочке, Делягин тоже подпрыгнул, издал какой-то невоспроизводимый горловой звук и проснулся. Осмотрелся по сторонам, пытаясь понять что за черт занес его сюда, и наконец проснулся окончательно.

  - А ваша молодая супруга, она не против, что вы уезжаете посреди ночи не пойми куда? - решил он к моему прискорбию возобновить беседу.

  - Анна понимает, что такое долг, как долг врача, так и долг благородного человека. - ответил я по-утреннему резко, резче чем полагалось, наверное.

  - Мхм, тогда вам повезло, сударь. - с кривой ухмылкой проговорил он и уставился в окно, больше не сказав ни слова до конца поездки. Но в одном он был прав все же, конечно мне очень повезло.

   Оссовский уже был на месте, ковырял носком сапога землю, и с задумчивым видом смотрел в сторону ожидаемого восхода солнца, вероятно таковой была техническая часть его подготовки. Мы подошли поздороваться, я спросил, как он добрался.

  - Пешком. - ответил он, и видя мое удивление, пояснил - никогда не мог спать перед боем, а прогулка никогда не повредит. Если вы не против, то я бы прокатился с вами по пути обратно. - обратился он уже к Делягину.

  - Хехе, вы так уверены, что после у вас будет выбор? - не смог удержаться тот от остроты. (не очень уместной на мой вкус)

   Оссовский, впрочем, совершенно проигнорировал этот вопрос. Мы сочли нужным удалиться, чтобы не мешать ему. А через несколько минут появились итальянцы. Делягин отправился поговорить с секундантом противника, я же подошел к знакомому мне врачу-немцу, что приехал вместе со всеми. Я уже пару раз пересекался с ним в гостинице, где несмотря на его заметный прусский акцент мы интересно и продуктивно пообщались на общие для нас медицинские темы. На французском языке, разумеется. Мой немецкий далек от Vollkommenheit.

   Солнце показалось из-за горы, театрально обозначив лучами место действия, отбросив от слоняющейся по берегу сутулой фигуры Оссовского еще более сутулую вытянутую тень. А граф N жмурился на свет - подтянутый, с мускулистыми руками, аккуратно стянутыми в хвост черными волосами и подстриженными усами, он производил впечатление человека, готового ко всему, и я невольно залюбовался им. В это несчастливое утро, он действительно выглядел соответственно своей репутации сердцееда, хоть и при уместном отсутствии представительниц прекрасного пола поблизости. Граф взял у одного из сопровождающих свою шпагу и сделал несколько пробных выпадов, красивых, выверенных выпадов, идеальных как его внешний вид. Зарубежный коллега заметив мой восхищенный взгляд, отметил, что во время поездки итальянцы веселились и радовались как дети, общее мнение было таково, что дело выйдет пустячное. Оссовский совершил ошибку, выбрав оружием шпаги, Граф учился у самого Дельгадо, да и за годы службы в полку практики не терял. Но, нахмурившись продолжил немец, ему кажется, что N не ограничится первой кровью, он полагал, что оскорбление было серьезнее. Я задумался не стоит ли предупредить Оссовского, но сомневался не может ли эта информация скорее помешать ему, чем помочь.