Бретонские баллады - страница 4
Ну, словом, это будет пир,
Каких еще не видел мир.
IX
— Эй, повар, что притих дворец?
Неужто пиршеству конец?
— Все яства съедены давно,
До капли выпито вино.
Пятнадцать дней была гульба —
Веселье, пляски, похвальба.
Король гостей благословил,
Всех на прощанье одарил,
А молодых супругов он
С почетом отпустил в Леон.
Все рады, все благодарят,
И только сам король не рад:
Мерлин неведомо куда
Ушел — и сгинул без следа.
Вран в плену[4]
I
Скорби, Леон, плачь, Керлоан:
В сраженьи ранен храбрый Вран,
Сын Врана-старшего; и вот
Его противник в плен берет.
Тесним врага и там и тут —
А Врана за море везут,
А Врана за море свезли,
В темницу на краю земли.
Скорбит он в башне: "Милый дом,
Ты полон светом и теплом!
Кто смог бы матушке моей
Письмо доставить поскорей?"
Нашелся вестник в добрый час,
И Вран дает ему наказ:
— Надень тряпье, как нищеброд,
И так ступай себе вперед,
А доберешься в отчий край,
Мой перстень матушке отдай.
Скажи, что сын в плену — и мать
Он умоляет выкуп дать.
Захочет — в знак ее любви
Под белым парусом плыви,
А нет — Господь ее прости! —
Ты черный парус распусти.
II
Вот прибыл вестовщик в Леон —
Находит в замке даму он:
Она сидит со всей родней,
Играют арфы, пир горой.
— Меня послал ваш сын тайком
Вот с этим перстнем и письмом,
Вот этот перстень, вот письмо —
Все скажет вам оно само!
— Пускай арфисты замолчат,
Печаль и горе к нам стучат,
Печаль и горе входят в дом,
А мы не ведаем о том.
Мой сын пленен врагом лихим
Я поутру плыву за ним!
III
Наутро, ослабев от ран,
С постели спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам
Не следует ли судно к нам?
— Нет, не видны мне паруса,
Всё океан да небеса.
И в полдень, ослабев от ран,
С постели спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам
Не следует ли судно к нам?
— Нет, вижу на небе одних
Сюда летящих птиц морских.
И вновь, без сил от смертных ран,
Под вечер спрашивает Вран:
— Взгляни-ка, стражник, по волнам
Не следует ли судно к нам?
В ответ коварный часовой
Проговорил с ухмылкой злой:
— Да, вдалеке, по краю вод,
Корабль под парусом плывет.
— Какой ты парус разглядел?
Скажи, он черен или бел?
Могу поклясться, сударь: он
Черней, чем ночью небосклон!
Ни слова узник не сказал,
А сам бледнее смерти стал
И на тюремном топчане
Затих, оборотясь к стене.
IV
Вот дама на берег сошла
И слышит: бьют колокола.
— С чего, скажи мне, добрый люд,
Колокола так громко бьют?
Прохожий старец ей в ответ:
— Сегодня поутру, чуть свет,
В тюремной башне городской
Скончался пленник молодой...
Едва умолк седой старик,
Как дама к башне в тот же миг
Пустилась, плача на ходу,
Всем сердцем чувствуя беду.
Ей ветер волосы встрепал,
Дивились все, и стар и мал,
На чужестранку, что с тоской
Бежала к башне городской.
Была толпа удивлена:
Откуда гостья? Кто она?
А дама громко в дверь стучит,
В слезах привратнику кричит:
— Скорее открывай замок!
Мой сын! Мой сын! Где мой сынок?..
Открыта дверь, и к сыну мать
Бежит, чтоб мертвого обнять,
Спешит, чтоб мертвого обнять,
Чтобы самой уже не встать.
Под Керлоаном, в месте том,
Где встретился Эвен с врагом,
Где он саксонцев разгромил,
Поднялся дуб — и даль затмил.
На ветви дуба, под луной,
Садятся птицы в час ночной,
Их грудь бела, крыло черно,
Над клювом алое пятно.
Летит ворона сквозь туман,
С ней вороненок, юный вран.
Летят, усталые, они
Над морем, тьме ночной сродни.
Запели птицы — громко, в лад,
Лишь вран с вороною молчат.
Но молвил ворон молодой
— Свистите, пойте в час ночной,
Как ни свистеть вам, как ни петь —
Дано вам дома умереть!
Возвращение из Англии[5]
Везде — в приходе Плуарет,
в приходе Пулдеграт,
Копыта бьют, мечи звенят,
полным-полно солдат.
Их юный герцог в бой зовет —
сынов и их отцов
Со всей Бретани он собрал,
со всех ее концов.
Зовет их герцог на войну
в заморскую страну,
И оставляет Сильвестик,
мой сын, меня одну.
Спешит единственный мой сын
за герцогом вослед,
Копыта бьют, мечи звенят —
и вот их нет как нет.
Я спать легла, да мысли мне
покоя не дают.
Вдруг слышу: дочери Керлаз
под окнами поют.
Не про тебя ли, Сильвестик?
Тоски не побороть.
Где ты теперь, в каком краю?
Храни тебя Господь!
Быть может, ты за сотни лье
в чужой земле погиб,
А может быть, на дне морском
ты стал добычей рыб.
Когда б остался ты при нас,