Будаг — мой современник - страница 21

— Нет, — покачал он головой, — если отец не застанет меня здесь, рассердится!

— И часто тебя ругает отец? — спросил я.

— Проще сосчитать, когда не ругает!

— И бьет?

— Еще как!.. Такую жизнь, как моя, не каждая собака выдержит! — вздохнул он.

Мама меня ругала, но чтоб поднять на меня руку — этого никогда не было. Слушая Машаллаха, я забыл и про побои Абдула, да и когда это было!..

— И ты терпишь?

— А что мне остается делать? Была бы жива мать!..

— Я бы не стерпел, сбежал бы из дому!

— А куда?

— А куда глаза глядят! Но сначала надо найти хорошего спутника, вместе искать дорогу легче.

Он ничего не успел ответить. На дороге показалась белая арба, за ней шли мои односельчане: видно, уже договорились. Я вспомнил, как Кадыр говорил, что трястись в этой арбе — сущая погибель, все бока отобьешь за три дня. Чуть поодаль за арбой быстрыми шагами шел отец Машаллаха.

— Поедем с нами, у нас поговорим, — быстро прошептал Металлах.

Я подумал, что если отец Машаллаха встретит меня так же, как встретила его моя мама, то мне придется проститься с ними.

— Почему тебя нет на том месте, где я оставил тебя? — с ходу закричал он на сына. — Ты же не масло, что боишься растаять! Выросла дубина на мою голову!

Машаллах испуганно втянул голову в плечи, боясь удара. И тут я подал голос, поздоровался. Кочевник мельком взглянул на меня; видно было, что он не сразу сообразил, кто перед ним.

— А, это ты! Что ты здесь делаешь? Бьешь баклуши, как и мой оболтус, глаза бы мои его не видели! Хоть мать у тебя вздорная и злая женщина, зато отец — уважаемый мной человек. Только из-за него я приглашаю тебя к нам, поживешь гостем до следующего базара. — Он вырвал поводья из рук Машаллаха, легко вскочил в седло и уже через плечо бросил сыну: — Я тут задержусь, а вы с Будагом пешком идите к кочевью, скажешь, что вернусь до захода солнца. И пошевеливайся, не заставляй меня желать, чтоб я похоронил тебя!

Мне казалось, что к кочевью мы и за два дня не доберемся пешим ходом. Но Машаллах меня успокоил:

— Не бойся, это недалеко. Третья моя мачеха из близкого кочевья, мы сейчас там живем.

— У тебя что же, три мачехи? — удивился я.

Машаллах горестно кивнул:

— На днях будет и четвертая. У хозяина караван-сарая, что при въезде в город, есть молодая, рано овдовевшая сестра, и отец сватается к ней. Мачехи ропщут, что вырученные от продажи скота деньги отец тратит на нее. Я слышал, он договорился в следующий базарный день заключить у кази брачный договор, и тогда четвертая жена поедет с отцом в кочевье. А пока он все время проводит здесь, в Горисе. Мачехи убеждены, что в горы он ее не возьмет, а оставит здесь. Три жены на эйлаге, а одна в городе…

— И как твоя мать могла на такое согласиться?

— То есть как это — согласиться? — Мой вопрос показался Машаллаху странным. — Когда я был маленьким, у отца была только одна жена, моя мать, и отец не спускал меня с рук, очень баловал, но однажды он привез в дом вторую жену, и мама не перечила ему, так ведь у нас заведено, к тому же отец успокоил маму, я слышал, как он говорил ей: «Гюльбала будет для тебя служанкой, с утра и до вечера послушно исполнять твои приказания». В первые годы младшая жена была настоящим ангелом, а как умерла мать, из ангела превратилась в гадюку! Избивала меня, возводила напраслину, наговаривала, будто я украл три золотых горошины из ее ожерелья. Я клялся отцу, что ничего не брал. Не поверил он мне. С тех пор и начались мои беды. Хорошо еще, что отец вскоре привел в дом новую жену. Теперь Гюльбала старшая в семье жена, обе жены вцепились друг в друга, как собаки, и обо мне позабыли. Но стоит им помириться, как тут же принимаются за меня. А третья мачеха появилась у нас всего шесть месяцев назад. Ее отец сельский староста в Сарыятаге. Моему отцу она годится в дочери, до сих пор играет в куклы и меня называет братом. Мачехи мои страшно разозлились на отца, они бы сжили со свету маленькую Гамзу, если бы не ее мать! Она стоит десятерых таких, как мои мачехи. Отец как женился на Гамзе, ее мать вместе с чадами и домочадцами перебралась к нам и кочует с нашим кочевьем. Наргиз не даст в обиду свою дочь, а до меня ей дела мало.