Будапештская весна - страница 13

— Пользуясь случаем, сынок, хочу спокойно поговорить с тобой. Мы ведь родня, и таиться нам друг от друга нечего. Речь идет вот о чем. Здесь в доме никто не знает, как обстоит дело с твоей тетушкой Илмой. Правда, закон делает для нее исключение, поскольку она моя жена, но все-таки могут найтись чересчур ретивые люди… Мы и переехали-то с горы Напхедь потому, что там все нас хорошо знают. Возможно, нам предстоит пережить смутное время…

— Ну и что?

— Ну и… словом как родственника и как интеллигентного человека мы просим тебя лишь об одном: никому не рассказывай о нашей маленькой тайне… даже своему другу…

Золтан пожал плечами:

— Да я никому и не собираюсь рассказывать.

Турновский, просияв, встал и протянул ему руку:

— Ну тогда мы полностью понимаем друг друга… Замечательно! Уверен, придет время, когда у нас появится возможность отблагодарить тебя…

— О чем ты, Тото, хватит! — раздраженно перебила его женщина. — Я же сказала, что Золике даже напоминать об этом не нужно…

— Ты права, дорогая, но он должен все точно знать. Подойди сюда, сынок. — Инженер достал из ящика пачку бумаг и нашел свидетельство о рождении его жены. — Я тут тоже кое-что подправил. Скажи хотя бы, хорошо ли получилось? Смотри, вот графа о вероисповедании, а вот фамилия ее отца, которую мне, к сожалению, тоже пришлось слегка изменить. «Гольдман» звучит чересчур характерно, я заменил на «Гольдони»…

— Гольдони?

Турновский скромно улыбнулся:

— А что, неплохая идея, сынок? Выбрал из энциклопедии наиболее подходящую… Гольдони — распространенная итальянская фамилия, был даже такой драматург, так что, выходит, жена моя по происхождению итальянка. Неплохо, верно? Все обговорено до деталей. Дедушка ее был резчиком по камню в Венеции… — Инженер победно вскинул свою лохматую голову. — Ну, что скажешь? Только откровенно.

Золтан посмотрел документ на свет:

— Идеально.

— Бедный папа! Видно, ему сейчас спокойно не лежится в гробу, — вздохнула женщина с виноватой улыбкой.

— А эта девушка… тоже ваша родственница?

— Нет-нет, что вы! — ответила женщина, бросив взгляд на мужа. — Ютка — беженка из Трансильвании, мы взяли ее к себе. Она и по хозяйству нам помогает…

Золтан, еще раз пробежав глазами документ, положил его на стол:

— И где вы, дядюшка Тото, только научились такому мастерству?

— Определенный технический навык и немного находчивости. Я уже нескольким приятелям помог, и без всяких денег… А сейчас, знаешь ли, за добротные метрики дают тысячу пенгё. Можешь на меня, сынок, спокойно положиться, если в чем-нибудь…

— Это вы серьезно?

Золтан, немного подумав, достал увольнительную. Инженер окинул ее взглядом специалиста, и лицо его избороздили глубокие морщины. До сих пор он полагал, что с обоими солдатами все в порядке, и надеялся, что их присутствие лишь укрепит безопасность этого жилища. Однако увольнительная Золтана была действительна только до 29 декабря, то есть еще на четыре дня.

— Хм… здесь дело посложнее. Либо исправить двадцать девятое, но тогда выиграешь немного, всего пару дней, либо продлить ее с декабря по двадцать девятое января, но тогда надо будет переправлять и месяц, и год. Многовато, как бы бумага не порвалась. Да и вряд ли кто поверит, чтобы здоровому солдату предоставлялся сейчас пятинедельный отпуск. Стало быть, надо подделывать и дату выписки…

Золтан взял у инженера увольнительную и спрятал ее в карман. Турновский нервно барабанил своими длинными пальцами по столу:

— Ну-ну, погоди, может, все же кое-что и удастся сделать.

— Спасибо, дядюшка Тото, не беспокойтесь. Что-нибудь сами придумаем.

Вечер первого рождественского дня выдался тихим. Смолкла даже отдаленная канонада, лишь изредка с улицы доносились торопливые шаги запоздалого прохожего, и снова чернильная темнота поглощала все шумы. Немного спустя послышался разговор двух мужчин на немецком языке, и опять все стихло. Но теперь люди боялись даже тишины, живя в ожидании чего-то тяжелого и мрачного. Тишина была такая, что казалось, будто весь город засунули в плотный мешок, из которого нельзя высунуться, нельзя пошевельнуть ни рукой, ни ногой, а можно только беспомощно ожидать дальнейшего развития событий.