Будапештская весна - страница 33

Золтан глубоко вздохнул. Ютка казалась ему такой необыкновенной, что порой он сомневался в реальности ее существования. Но девушка стояла с ним рядом, спрятав замерзшие руки в рукава платья.

— Живет человек на свете, и дни летят один за другим: утро, вечер, сегодня, завтра, самые обыкновенные, самые простые… И вдруг появляешься ты, все перепутываешь, словно большой ребенок. И в голове у меня все перемешалось… Словно все это имеет какое-то значение.

В тот же самый вечер к Турновским прибыл неожиданный гость. Дверь открыл Золтан. Перед ним стоял представительный господин в очках. Сняв шляпу с седой головы, он назвался доктором Миклошем Тордаи-Ландграфом.

Золтану уже приходилось слышать это имя. Бросив украдкой любопытный взгляд на гостя, он провел его в комнату к Турновским, а сам вышел. По вечерам во время бесконечных разговоров упоминались имена многих людей, в том числе и Миклоша Тордаи-Ландграфа, брата государственного секретаря по делам юстиции, который жил в их доме на горе Напхедь.

Золтан дважды слышал историю, из-за которой Турновские считали себя патриотами. Свояку инженера Жигмонду Силади, довольно известному юристу, преподававшему право в Эгерской академии и спасшему за лето от депортирования много еврейских семей, однажды понадобилось поговорить с государственным секретарем о деле одного еврея, которым он занимался, и он попросил Турновского свести его с Тордаи-Ландграфом. Спускаясь как-то в лифте вместе с братом государственного секретаря, Турновский сказал ему:

— Знаете, дорогой, мой брат заинтересовался вами. Не зайдете ли вы к нам как-нибудь?

Однако Тордаи-Ландграф, занимавший в то время пост начальника отдела, не без надменности ответил, что он, к сожалению, сейчас не располагает свободным временем.

После такого оскорбления неожиданное появление Тордаи-Ландграфа было воспринято Турновскими как дар божий. Они начисто забыли свою обиду и от радости не знали, куда усадить столь важного гостя.

— Сервус, дорогой, сервус… — Инженер подобострастно пожал протянутую ему руку. — Садитесь, пожалуйста. В тесноте, как говорят, да не в обиде. У меня в подвале лежит целый ящик оконного стекла, но в квартире, как видите, все стекла выбиты. Скажите, пожалуйста, как вы нас разыскали?..

— Да снимите вы ваше пальто, — любезно предложила гостю Турновскине. — Как здоровье Йолан, как ее сердце? — поинтересовалась она, хотя никогда толком и не разговаривала с женой Тордаи-Ландграфа, а лишь обменивалась с ней при встрече короткими сплетнями, причем та иногда жаловалась, что сердце у нее временами пошаливает. Этот вопрос Турновскине почему-то привел гостя в замешательство. Пытаясь скрыть его, он ответил:

— Благодарю вас. Это моя супруга узнала, где вы сейчас живете…

— Я решил, что этот дом более безопасен, — проговорил Турновский и описал правой рукой окружность, показывая на потолок. Затем он с льстивой учтивостью спросил гостя, который так и уселся в кресло, не сняв зимнего пальто и держа шляпу в руке: — Что нового дома? Нам здесь так не хватает нашего дома на горе Напхедь! У вас все здоровы?

— Спасибо… — Тордаи-Ландграф вдруг замолчал и закрыл глаза. Он вспомнил прошлую ночь: до самого рассвета он проспорил с женой, и они пришли к выводу, что немцы, по-видимому, окончательно проиграли эту войну.

К этому разговору с Турновским Тордаи-Ландграф подготовился заранее. Ожидая встретить упорное сопротивление, он заранее обдумал все фразы, которые он скажет, чтобы убедить собеседника в своем чистосердечии. Это было вчера вечером, а сегодня утром он даже набросал на бумаге свою речь. От их встречи он ждал чего угодно, но только не столь мирной беседы. Теперь он даже засомневался, правильно ли они с женой оценили вчера создавшуюся ситуацию: что-то подозрительно тепло встретили его здесь.

— В квартиру Пировичей попал снаряд, — произнес он наконец, чувствуя, что молчать дальше просто неприлично. Нервно вертя в руках шляпу, он продолжал: — Но кого это интересует… — Решив, что сейчас самое время перейти к цели своего прихода, гость тихо провел по полу незримую линию острым носком своего французского ботинка и сказал: — Я уверен в том, что мы и сейчас должны поддерживать друг друга. Я, как истинный католик… — Он запнулся.