Будапештская весна - страница 39

— Встаньте обратно в колонну! — закричал на них офицер. — Черт бы побрал этих бессовестных евреев! И вы еще хотели выдать себя за венгров? У одного шведский, у другого испанский, у третьего португальский, у четвертого шведский паспорт!.. Тогда за каким чертом вы приехали в Венгрию?

Когда Золтан поравнялся с головой колонны, из первых ее рядов выскользнула молодая девушка с непокрытой головой и бросилась бежать в сторону Бульварного кольца. На ходу она сорвала с рукава и отшвырнула в сторону желтую шестиконечную звезду. Охранник-нилашист, худой как жердь парень с заспанным лицом, заметил девушку лишь через несколько секунд. Грубо выругавшись, он выстрелил по ней из карабина, но не попал. Нилашист дико заорал и кинулся за девушкой, но догнать ее было не так-то легко.

Вся колонна, затаив дыхание, следила за погоней: восемьсот пар глаз провожали девушку, пока она не свернула в боковую улицу. Но даже и тогда все в волнении, забыв о своей собственной судьбе, переживали за девушку, мысленно желая, чтобы нилашист не догнал ее.

Спустя несколько минут, которые показались толпе особенно долгими, нилашист вернулся один. По рядам прошел вздох облегчения. Успешное бегство девушки как бы стерло с некоторых лиц выражение безнадежности: то тут, то там можно было заметить слабую улыбку. Вскоре колонну погнали вперед.

Обходя площади и держась поближе к стенам домов, Золтан пробирался домой. На углу улицы Регипошта все еще горел дом, который он видел, когда шел с посылкой. На площади Аппони уже не светило солнце; неподалеку от памятника Вербёци лежали два трупа: пожилая женщина в черном платье и босой мужчина, на груди которого была табличка с надписью: «Я был дезертиром».

Золтан уже не шел, а почти бежал: он мечтал поскорее скрыться от тех ужасных впечатлений, которые принес ему этот день. Уставший и голодный, он добрался до своего дома и, войдя на лестничную клетку, остановился перед дверью в квартиру: ему хотелось немного побыть одному. Помедлив несколько минут, он машинально закурил, однако успокоиться все равно не смог.

Дома Золтана ждала неприятная новость: электричества уже не было. Турновский в кухне расплавлял воск для паркета и разливал его в стаканы и баночки от сапожного крема, изготовляя самодельные светильники.

— Работаю по заказу, — похвалился Турновский. — А то я целую неделю ломал себе голову, что можно сделать из этого воска — его в кладовке полным-полно. Теперь я за эти светильники получу от соседей и спички, и мыло, и зеленый горошек. Ну а ты, дружище, что принес? Ничего? Жаль, жаль! Если мы все будем думать о том, из чего сейчас можно извлечь выгоду, дела у нас пойдут не так уж плохо.

Ютка никак не могла дождаться вечера и наконец, поймав Золтана в полутемной прихожей, схватила его за руку.

— Они живы-здоровы, целуют тебя, — шепнул ей Золтан.

— Ты сам с ними разговаривал?

— Сам, конечно.

Девушка неожиданно прижалась к Золтану:

— Расскажи быстро, как они там? Похудели, наверное? Настроение какое? Что спрашивали обо мне? Скажи, а правда, что русские уже на площади Сена? Об этом все в доме говорят.

— Молчи, кто-то идет, — остановил ее Золтан и с облегчением вздохнул: сейчас Ютка не сможет подробно расспросить его о своих родственниках…

— Сегодня вечером расскажешь, хорошо?

Девушка весь день не могла скрыть своего радостного настроения. С шутками и улыбкой на губах она порхала по квартире и даже что-то напевала своим тоненьким голоском.

Когда Турновскине вместе с Юткой хозяйничала на кухне, готовя ужин, она притянула девушку к себе и ласково спросила:

— Что с тобой, милая? Тебя узнать нельзя. Уж не влюбилась ли ты?

Ютка обняла женщину, прижавшись разгоряченной щекой к ее виску, а затем так быстро отпрянула назад, что столкнула со стола стакан, который упал на пол и разбился.

— Эх ты, глупышка! Ты разве не знаешь, что это за примета? Гость придет в дом!

Обе засмеялись, понимая, что сейчас не время принимать гостей. Турновскине стыдилась своих родственников и старалась не встречаться с ними. Единственной, кого она переносила, была тихая и скромная Ютка. Турновскине взяла ее в дом еще летом, чтобы та помогала ей по хозяйству: с момента оккупации страны гитлеровцами запрещалось держать в доме прислугу.