Будапештская весна - страница 57

С тоской она подумала о том, что сейчас снова окажется дома, в своей маленькой комнатушке, и весь день будет одна… В доме она никого не знала, друзей у нее не было, а занятия в школе давно кончились, и неизвестно, когда начнутся. Она вспомнила, что с самого рождества не видела Элемера Пинтера, которого буквально выставила из квартиры, и целую неделю даже не думала о нем. Сейчас ее охватило страстное желание помириться с ним, и она стала искать предлог для этого. Как хорошо было бы, если бы вдруг оказалось, что он уже ждет ее в комнате! Ведь ключ у него есть!

Подумав об этом, она снова побежала. Вставив ключ в замочную скважину, она внезапно почувствовала, что в комнате кто-то есть.

— Элемер?.. — тихо спросила она, не зажигая света.

— Да, я.

Она нащупала рукой керосиновую лампу и зажгла ее. Директор школы сидел в кресле, поглаживая длинными пальцами редкие седеющие волосы. С тех пор, как они виделись в последний раз, он сильно осунулся, щеки впали, а короткая бородка клинышком еще более подчеркивала его худобу.

На Пирошку нахлынула волна жалости и нежности к Элемеру. Не снимая шубки, она села на край кушетки и уставилась на него широко открытыми глазами. Она знала, что уж сейчас ни за что на свете не отпустит его, обласкает, обнимет, а если нужно будет, даже закроет дверь на ключ, но не отпустит. Неожиданно она решила не говорить Элемеру, где она сегодня видела Золтана: иначе директор вскочит и побежит разыскивать сына.

Прикрутив фитиль лампы, она открыла дверку шкафа и, спрятавшись за нее, начала переодеваться. Надела легкий халатик и, поставив на железную печурку чайник, разожгла огонь. Делая все это, она краем глаза наблюдала за Элемером. От ее взгляда не ускользнуло, что в его бородке больше седины, чем в волосах. Пока вода закипала, она, поджав под себя ноги, села на ковер, зная, что директор очень любит, когда она так сидит у его ног.

— Как тебе идет борода!..

— Правда? А я с ней не похож немного на Дарвина?

— У тебя сегодня какие-то особенные глаза, Элемер. О чем ты сейчас думаешь?

Учительницу нисколько не интересовал его ответ, однако она давно поняла, что Элемер Пинтер больше всего любит, чтобы им занимались.

Элемер, не отвечая на ее вопрос, встал и, подойдя к стене, начал внимательно рассматривать фотографии, которые там висели, хотя уже видел их сотни раз. Особенно ему нравилась одна групповая фотография, на которой были мальчики из 3-го «Б»: в первом ряду они сидели на полу, во втором — на стульях, а в третьем стояли. Под фотографией каллиграфическим почерком было написано: «Дорогой Пирошке с любовью, 12 июня 1935 года». На этой фотографии его возлюбленная в модной по тем временам юбке до колен сама была похожа на девочку. Волосы ее были коротко подстрижены и спадали на уши. И хотя фотография была снята очень давно, один вид ее хватал за сердце…

— У тебя плохое настроение? — спросила Пирошка и обняла его за шею.

Элемер не отстранил ее и опустился на кушетку, не говоря ни слова, зная, что сейчас ей больше всего хочется приласкать его. Сегодня он чувствовал какую-то особенную тревогу и никак не мог усидеть дома. Вот уже несколько дней подряд его очень тянуло сюда, и, хотя он ужасно боялся бомбежки, под вечер он все же вышел из дому, решив зайти в школу, чтобы посмотреть, что там делается, — это входило в его обязанности, как директора… Однако теперь, когда он оказался в этой комнатке, его охватили угрызения совести, и он охотнее вернулся бы домой.

Во дворе тем временем совсем стемнело. Керосин в лампе кончился, и она погасла. По улицам вдалеке ехали машины, приглушенный звук моторов доносился сюда.

Учительница хорошо знала, как быстро может меняться настроение у Элемера. Постаревший, осунувшийся, погруженный в свои тяжелые мысли, он с ненавистью смотрел на темный двор.

— Ну иди, беги же скорей! Вижу, не можешь спокойно посидеть…

— Прошу тебя, не начинай снова.

— Иди! Твоего сына арестовали нилашисты…

Пирошка рассказала, где и при каких обстоятельствах она видела сегодня Золтана, и со злорадством стала наблюдать за директором, хотя заранее знала, как он поведет себя: сначала не поверит в тревожное известие, затем вскочит, возьмет свое пальто, но тут же снова сядет с ней рядом, чтобы «здраво все осмыслить», а на самом деле просто потому, что боится выйти на улицу после пяти часов, дрожит за свою жизнь и поэтому никуда не уйдет до самого утра.