Будапештская весна - страница 58

Пирошке сейчас шел тридцать первый год, и прошлое ее было небезупречным. Оклад у нее был небольшой, никаких побочных заработков она не имела. В течение десяти лет она берегла себя, отвергла нескольких педагогов и одного мелкого промышленника, которые добивались ее благосклонности, так как надеялась на лучшую партию. Теперь же у нее оставался один-единственный шанс. Ей приходилось зубами и когтями держаться за этого мужчину. Элемер Пинтер был директором средней школы. Пирошка в мечтах довольно часто воображала, что он гениальный историк, который не смог сделать карьеру лишь из-за своего политического прошлого. Но еще ничего не потеряно, считала она, времена сейчас такие, что все может измениться. Но в эту минуту он был противен ей своей трусостью. Весь вечер они изводили друг друга придирками. У Пирошки на шее висел маленький золотой медальон с крошечной фотографией.

— Скажи, зачем ты носишь этот дурацкий медальон? — спросил Пинтер. — Никак не пойму, как ты могла любить этого глупого адвокатишку. Что ты в нем нашла?

— Что нашла? — Пирошка решила ершиться до конца. — А в нем все хорошо: глаза, губы, руки, смех… Понял? За один его взгляд я готова умереть! Понял?

— И напрасно! Видно, в глубине души каждая женщина — просто-напросто гусыня. Может, ты и сейчас его любишь?

— Может быть.

— И это после того, что он с тобой сделал?

— Да, даже после этого.

На эту тему они спорили сотни раз. Десять лет назад молодой юрист Густи Бренер, избалованный сын богача, совратил девушку, полгода морочил ей голову, а затем, сославшись на отказ родителей, бросил ее и женился на другой. Было это настолько давно, что большинство знакомых Пирошки начисто забыли об этом, однако иногда, когда ей было особенно не по себе, она вспоминала о нем.

Утром Элемер Пинтер, усталый, с чувством брезгливости, словно он весь выпачкался, отправился домой. Когда он вышел из дома Пирошки, настроение у него было отвратительное. Идя по городу, он жался к стенам домов, обходил стороной площади, выбирал самые узкие улочки, в которых чувствовал себя в большей безопасности. Впервые он прошел на улицу Ваци и поднялся в квартиру Кохов, где поселил Золтана. Там ему сказали, что Золтан действительно ушел из дому вчера под вечер и больше не возвращался.

Теперь уж ему не оставалось ничего другого, как идти на Будайскую сторону по одному из мостов через Дунай. Избежать этого господину директору не удавалось. Он решил обратиться за помощью к Миклошу Тордаи-Ландграфу, которого знал по министерству культуры. Турновские советовали ему то же самое, говоря, что Миклош и им предлагал свою помощь и что он, как им кажется, даже поддерживает связь с участниками Сопротивления. Над островом Маргит шел воздушный бой, однако господин директор благополучно добрался до горы Напхедь.

Знакомый дом был изуродован войной: второй этаж был совершенно разрушен, однако оставшиеся нетронутыми перекрытия каким-то чудом держали третий этаж. Все жители дома переселились в бомбоубежище, где семья Тордаи-Ландграфа вместе с прислугой располагалась в отдельном подвале. Брат государственного секретаря, не снимая шубы, сидел в кресле и, держа в руках бокал с вином, читал книгу.

Элемер Пинтер рассказал ему все, что ему удалось узнать о сыне. Разговаривая с Тордаи-Ландграфом, директор в волнении даже взял его за отвороты шубы. Брат государственного секретаря был шокирован этим жестом. Директор средней школы до сих пор никогда не осмеливался на такую фамильярность. Они стояли как раз на самом сквозняке, и Тордаи-Ландграф инстинктивно поглубже завернулся в шубу. Ему вдруг показалось, что жест Пинтера был связан с какими-то очень важными событиями, о которых директор школы прекрасно знал, а он сам не имел ни малейшего представления.

— Где сейчас находятся русские? — поинтересовался Тордаи-Ландграф.

— Говорят, возле Фаркашретского кладбища.

Это известие поразило Тордаи-Ландграфа до глубины души: оно равнозначно концу света. Он уже смирился с мыслью, что русские возьмут Будапешт. Но Фаркашретское кладбище, где были похоронены его отец, мать и рано умершая сестра, должно было остаться неприкосновенным. Каждый год в день поминовения, посещая с женой это кладбище, он не без гордости показывал ей фамильный склеп, в котором со временем будет покоиться и его прах…