Буратино ищет клад. Повесть-сказка - страница 11
Кот взвизгнул и стал шипеть и ругаться по-кошачьи.
— Ого! Храбрец нашелся! — усмехнулся Фырдыбас.
Разбойник повел пленников в свою хижину. И стены, и потолок, и пол ее были сделаны из жердей бамбука. В углу — клетка с попугаем, под ней на цепочке сидела обезьянка. Рядом с ней на стене висело маленькое зеркальце. Посреди хижины стояли стол со скамьей. По столу прохаживалась ворона.
Своих пленников Фырдыбас заставил встать на колени и начал с самым кровожадным видом их рассматривать. В задумчивости он поднял голову, увидел ворону и спросил ее:
— Слушай, Ка-р-р-га, а что с ними делать?
Ворона соскочила со стола, медленно вразвалочку, подражая хозяину, обошла пленников, внимательно их изучая.
— Мне они все не нравятся, — прокаркала она. — Этого, толстого, можно сделать приманкой для льва; на тощего польстится, пожалуй, только крокодил. А на хромую лису и слепого кота будут славно клевать акулы.
— Я не люблю воду, — обиженно мяукнул кот Базилио, — и ни за что в нее не полезу, и вообще я не очень слепой.
Дуремар, чуть не сложившись вдвое от поклона, услужливо просипел:
— Синьор, вам необходимо поставить дюжину свежих пиявочек, у вас красный нездоровый цвет кожи, может хватить удар. Я вам помогу.
Гордый своим багровым загаром Фырдыбас рассвирепел:
— А я тебе, пиявочник, помогу первым попасть крокодилу в пасть!
Тут Карабас, видя, что их конец недалек, закатив глаза, стал громко причитать:
— Ах, бедный я, несчастный сирота, съест меня лев и косточек не оставит!
— Ты сирота? — удивился разбойник.
— Нет у меня ни папы, ни мамы… — продолжал жалостливо завывать Карабас.
— И у меня нет, — оторопел от совпадения Фырдыбас.
Карабас перестал выть, широко открыл рот, что-то соображая, и совсем другим голосом спросил:
— А как звали вашего уважаемого папочку, драгоценнейший Фырдыбас?
— О! — воскликнул разбойник. — Он был знаменитый пират и его звали «Фырмырдыбей — гроза всех морей»!
— Какое благородное имя было у вашего родителя, — угодливо пролепетал Карабас. — И какое опять совпадение! И моего папочку звали «Фырмырдыбей»…
«Ну и хитрец! — с восхищением догадалась лиса. — Ловко врет. Эдак он нас всех и выручит».
— Чего-то я не пойму… — запинаясь и тупо тараща глаза, проговорил разбойник.
— А тут все яснее ясного, — поспешно заюлила лиса. — У вас и у почтенного Карабаса был один и тот же папочка.
— А каким он был с виду? — недоверчиво спросил разбойник.
— О! — воскликнул Карабас. — Вы, уважаемый синьор Фырдыбас, вылитая его копия: длинные усы, горящий взгляд, острый ум!
— А какие у него были были зубы? — не сдавался новоиспеченный братец.
Карабасу не стоило большого труда представить, какие у их папочки были зубы.
— Золотые, золотые, как у вас, самой высокой пробы! — еще радостнее воскликнул он.
— А сколько у него было глаз?
Карабас сообразил, что, если бы у Фырмырдыбея было дваглаза, разбойник не стал бы спрашивать. Горестно вздохнув, он ответил:
— У моего дорогого папочки был только один глаз. Второй он потерял в жестоком сражении.
Эти слова рассеяли все сомнения разбойника.
— Братец! — взревел он что есть мочи.
— Родименький! — заревел ему в ответ Карабас-Барабас.
И они начали обниматься и хлопать друг друга по плечам огромными лапищами.
«А ведь действительно очень похожи, — подумала лиса, — только у одного усы, а у другого борода. Два сапога — пара».
Фырдыбас снял со стены маленькое зеркальце и стал в него смотреться. Его усатая рожа целиком в нем не помещалась, и он рассматривал ее по частям, сравнивая с Карабасом.
— Левый глаз похож, нос у меня больше и лучше, а пасть — ширше, и зубы в ней все золотые!
Сравнением он остался доволен.
— А как тебя зовут, братец? — поинтересовался разбойник.
— Синьор Карабас-Барабас, — важно ответил «братец».
— Хорошее имя, на мое похожее, — кивнул головой Фырдыбас.
— А как же… — подхватила лиса и незаметно подмигнула Карабасу. — Вы же, наверное, близнецы!
— Можно, я буду называть тебя ласково Фырдик? — спросил верзилу Карабас.
— Можно, валяй, — забасил разбойник, — а я тебя Карабасик. — И он захохотал.
Синьору директору это уменьшительное имя не понравилось, особенно его окончание «сик». Но что поделаешь, сам напросился.