Бурёнка, Ягодка, Красотка - страница 5

Вдруг громыхнуло ведро в сенях. Сердце сразу вздрогнуло — ох, не хозяйский сапог: видать, нетвёрдо знал в потёмках дорогу, сукин сын! А на улице темнота была уже чуть разбавлена серой водичкой рассвета. Медленно, как во сне, из ночи вытаивали деревья, кусты, сарай. Егор Петрович успел только встать. Но шагнуть за угол не успел. Бывает же — ноги от бездействия долгого стали как деревянные. Дверь раскрылась. На порог вышел полицай. Егор Петрович почему сразу узнал — тот в чёрном пальто был суконном. Немцы в райцентре базу пограбили и всем полицаям выдали эти пальто — как бы «форму».

Егор Петрович стоял, тесно прижавшись к стене. Серый ватник, серые штаны на сером — будто врос. Сейчас бы полицай спустился с крыльца, а Егор Петрович за его спиной нырнул за угол дома.

Но полицай, как на грех, увидел его. Вдруг ни с того ни с сего повернулся всем корпусом и наткнулся на взгляд стоящего у стены партизана. Егор Петрович приложил палец к губам. А пистолет его чёрным немигающим глазом смотрел прямо в полицаеву суконную грудь. Было ещё темновато — может, в этом дело? А может, полицай попался смелый, а может быть, просто пьян был этот человек. Но только он крикнул: «А ну, брось оружие!»

Где-то на другом конце залаяла одинокая собака. Полицай уже стряхнул с плеча карабин. Так он и замер в памяти — повернувшийся левым боком, в чёрном пальто, с раскрытым ртом и злыми, неиспуганными глазами. Егор Петрович выстрелил и побежал. Кусты засвистели ему навстречу то шашкой, то плетью.

Сперва он ничего не слышал, только стук шагов отдавался в ушах. Но потом: та-та-та-та-та… — мотоцикл. Мгновенно сообразив, Егор Петрович изменил направление: к мосту, к дороге бежать теперь было нельзя. Кусты отпрыгнули назад, Егор Петрович бежал по заболоченному берегу к реке. Корка утреннего приморозка проламывалась, и сапоги хватала причмокивающая слякоть. Егор Петрович стал задыхаться, но ни капли не давал себе поблажки — бежал и бежал изо всех сил.

Сильно толкнувшись, прыгнул с берега, стараясь подальше пролететь над водой. По грудь ухнулся в лёд октябрьской реки. Сердце и дыхание остановились. Но Егор Петрович продолжал двигаться вперёд, выворачиваясь всем телом, чтобы растолкать воду. Он выбрался на другой берег и увидел краем глаза: на мост выезжает мотоциклетка, расстояние всего метров двести. «Попался!» — сказал он сам себе и опять побежал, бухая мокрыми сапогами. Ватник висел теперь пудом. Но сбросить его не было времени.

Сердце горело нестерпимым огнём, и дышать он уже не мог. Но всё продолжал бежать. Оглянулся. Мотоцикл вилял меж кустов теперь метрах уже в тридцати. И если б хотел, мог догнать его в два счёта. Но те, на мотоцикле, желали, видно, не догнать его, а загнать. Они охотились, уверенные в успехе. И тогда Егор Петрович вдруг остановился. В мгновение увидел: в люльке сидит полицай и на заднем сиденье полицай, а ведёт мотоцикл солдат в серо-зелёной немецкой форме. Почти не целясь, Егор Петрович выстрелил. И тотчас мотоцикл, словно живой, резко и неловко развернулся и со всего маху прыгнул в куст. Последнее, что успел он увидеть, это туча непрочной осенней листвы, брызнувшая в разные стороны.

Он бежал. Вдогонку ему полетело несколько выстрелов, свистнули пули. На ватных, мёртвых ногах он пробежал короткий лужок. И упал. У самого края леса, в еловом густом молодняке. И здесь его сердце схватили холодные клещи. Он раскрыл рот, выпучил глаза, словно рак в кипятке, и почувствовал, что умирает.

Вдруг он увидел: на луг выбежали двое полицаев. Испугались открытого пространства и упали на седую утреннюю траву. Опасливо поднялись, держа карабины наизготовку, пошли к лесу. А Егор Петрович не мог ни рукой, ни ногой шевельнуть, и весь остаток сил уходил на то, чтобы удержать внутри себя стон. А так хотелось застонать, так спасительно было сказать протяжное: «Ах! Оох!» — это Егор Петрович всей душой чувствовал, но молчал, молчал. И клещи от этого сжимались ещё сильнее.

Полицаи стояли сейчас метрах в пяти от него, он хорошо видел их сквозь путаницу веток. Кажется, и теперь бы, через столько лет, мог узнать их среди огромной толпы народа.