Бурундук - страница 18
— Вот и пойдём к его дому, — решительно сказала Уля, — И поглядим, и постережём, и разгоним, пусть только тронут!
И вот они снова у тех двух поваленных сосен — с замиранием сердца. Теперь уже не пришлось искать: приподняли тяжёлые ветви в самой середине сомкнувшихся стволов, и Уля всё оглядывалась, не следит ли какой зверь за ними! Узенькая щёлка — вход в бурундучий дом — была на месте, не порушена, не обвалена, не засыпана, словно говорила им; целёхонька норка, живой Кузя, тут он, в кладовке, или спальне, или дальнем тупичке, только вылезать ему неохота, потому как высунет свой круглый нос из щёлки — и, глядишь, кто и подстережёт…
Вечером девочки снова пришли к пеньку, положили хлеба, рассыпали крупной голубики, собранной у ключа, и спрятались за бревенчатым углом сайбы, притаились: не будем мешать, выходи, Кузя, ешь себе, Кузя, на здоровье!
Уля зажала в кулаке толстую жердину: пусть только кто полезет к пеньку отведать Кузиного ужина, не обрадуется!
Долго-долго стояли они так, прижавшись к стене, пахнущей мхом, паклей, старым деревом, угретостью, — правда, два или три раза Уля выскакивала из-за угла, грозно взмахивая увесистой хворостиной в сучках и листьях, чтобы отогнать любопытную пищуху, или хохлатую кедровку, или хорька-жадюгу!
Кузя, как обычно, возник неприметно — лёгким движением ветки на макушке валежника, откуда он тихонько и осторожно перескочил на пенёк. Рыженький, маленький, вёрткий, он посидел на кромочке пенька, задрав хвост и почти прижав его к спине, поворачивая напряжённую мордочку то влево, то вправо, то перекрутом назад, и выпуклые тёмные глаза были остро насторожены, а задние лапки точно готовы взвиться пружинками… Нет, не учуял Кузя опасности: склонился над разбросанной по срезу едой и что-то ухватил обеими лапами — не видать от сайбы, хлеб ли, голубицу ли… Проголодался, бедняга, сидючи в своём подземелье!
Они боялись шевельнуться, боялись дохнуть, глянуть друг на друга — ешь, Кузя, не бойся, Кузя, мы рядом, Кузя…
Но что это? Небо над ними потемнело, будто туча пала сверху, нет, не туча, а глыба камня, рассекая воздух со свистом и гудом, задела валежник, накрыла пень, не туча, не камень — огромная птица, с широко распластанными крыльями, с согнутыми крючьями лапами, тучей, камнем — на пень, на сидящего на пне бурундука…
— Ох! — только и выдавила из себя Лера, вся оцепенев.
Но Уля-то, Уля, чертовка!
Как она ухитрилась оказаться у пенька в одно время с птицей? Какие крылья несли её? Она стояла напротив птицы, замахнувшись хворостиной, и отчётливо видела округлый, как доска для глаженья, хвост, пёстрые до мельтешенья крылья, узкий крючковатый клюв — ну, чучело бы музейное, если бы не ошалелые от холодной и голодной злобы красновато-бурые глаза: «Уходи, не мешай, а то Кузю брошу, а тебя долбану». И долбанула бы, если бы не папа, поспешивший на подмогу младшей дочери. Птица взлетела у самого Улиного лица, и в стальных когтях её Уля успела заметить клочья рыжевато-ржавой шерсти… Медленно, тяжело, угрюмо, всё выше, всё дальше всплывала страшная птица, исчезая среди густой хвои нагорных листвяг…
— Канюк! — сказал папа, похлопывая себя по руке охотничьим ножом деда Савоси.
— Ну и подумаешь… канюк! — сказала Уля, откинув с пепельно-смуглого лица длинные волосы.
На пне вразброс лежали кусочки хлеба, раздавленные ягоды, клочья шерсти, мелкие пёстрые пёрышки…
А Кузя исчез.
VIII
— Ну и дела! — сказал папа. — Все звери в гости к нам. Зоопарк без клеток.
— И вовсе не все, — сказала Лера. — Не так, как у Айболита: ни слонов, ни крокодилов, ни бегемотов…
— Интересно, чем бы мы их накормили, слонов твоих, — развела руками Уля, — кедровым стлаником, голубицей или рыжиками?
— Да, девчонки, у нас уже для Кузи надо выкраивать. Крупы на раз-другой. Чаю полплитки, две банки сгущёнки, немного сахару — будем кисели варить, грибной супчик хлебать… Чуть богаче Робинзона!
— И чего это дед Савося не идёт?.. — сказала Лера. — Наслал на нас всякого зверья, а сам запропал!
— Наслал! Скажет же. Несознательная ты, Лерка! Может, дедушке ещё хуже нашего, может, он с бабушкой Фёклой в океан сплыл — с избой, заплотом и козой… Вот!