Был такой народ - страница 9

:

Вождь не упомянул о том, что роль надзирателей непосредственно над населением выполнял не командный состав партии, а рядовые коммунисты — через систему партийных ячеек от домоуправления до наркомата. Численность же РСДРП(б) — РКП(б) — ВКП(б) в этот период колебалась от 240 тысяч в 1917 году до 2478 тысяч в 1939 году[50]. Пропорция “большевики — все прочие” достигла, по порядку величины, пропорции между офицерами и солдатами в Русской императорской армии мирного времени к 1927 году, когда партия насчитывала 1236 тысяч членов и кандидатов в члены. В этом же 1927 году евреи составляли 4,3% партии, а чуть раньше, в 1922 году, даже 5,2%[51], притом что за двадцатые годы их процент в населении СССР почти не менялся: 1,7 — 1,8%.

Вот эту разницу в процентах — в два с половиной раза — тоже уже нельзя считать случайной, поскольку она получена на вполне репрезентативной выборке из сотен тысяч партийцев, а не всего лишь из сотен человек, как подсчитывались десятки процентов евреев среди высших партийных руководителей. Нет, она указывает на закономерность: действительно, российские евреи более охотно, чем население страны в целом, примкнули к правящей партии, став не просто лояльными, но активными проводниками политики большевиков.

С другой стороны, широкое участие евреев в советском и партийном аппарате вряд ли можно объяснить только двумя особенностями, отличавшими российских евреев до революции: высокой грамотностью (24,6% против 16,8% в целом по населению России в 1897 году[52]) и высокой урбанизацией, как полагают некоторые исследователи[53], [54]. Среди российских немцев грамотных тогда было еще больше (29,1%), и их концентрация в столице империи была намного выше еврейской; к тому же “урбанизация” в еврейских местечках несравнима с опытом жизни в большом городе (на память приходят злоключения Менахема-Мендля в Егупце и Одессе). Тем не менее грамотные и урбанизированные российские немцы в массе своей не приняли Советскую власть и не пошли к ней на службу, а евреи — пошли. Первые оказались ей чужими, а вторые — своими.

Так евреи связали свою судьбу в России с судьбой большевиков — оседлали тигра, о котором мудрая китайская пословица говорит: “Если едешь на тигре, будет трудно сойти”. В течение двадцати междувоенных лет, когда тигр уничтожал русское дворянство и интеллигенцию, переламывал хребет крестьянству, подавлял малейшее инакомыслие — но и строил заводы, и боролся с неграмотностью, — не было у большевиков более верных сторонников, чем советские евреи. В определенном смысле именно они — особенно молодежь — стали первыми “советскими людьми” задолго до того, как Программа КПСС провозгласила создание невиданной ранее исторической общности — советского народа. Лишь по неведению взялся Захар Прилепин защищать достижения сталинской эпохи от своих: в те времена евреи были такими же приверженцами советской утопии, как и он сам сейчас. Величие Сталина в понимании Прилепина — бесчисленные тонны чугуна и стали, десятки тысяч танков и боевых самолетов, каналы и гигантские гидроэлектростанции, “самая передовая в мире” наука и, конечно же, “небывалый расцвет литературы и искусства” — все это в немалой степени заслуга советских евреев, честно и плодотворно работавших на благо своей родины. Потому что у советских евреев — в целом, как у этнической группы — наконец-то появилась возможность обрести родину, а не мачеху в Стране Советов, которую строили они сами. Ведь, с какой стороны ни взглянуть, Советская власть была первой властью за долгую историю России, относившейся к евреям без предубеждения и дискриминации.

Поэтому, когда понадобилось ее защищать в Великой Отечественной войне, евреи проявили не меньший массовый героизм, чем русские. По опубликованным статистическим данным (несколько различающимся у разных авторов), из 19650 тысяч русских, мобилизованных во время войны в Красную армию