Былина о Микуле Буяновиче - страница 34

— А мы тут вот у дедушки заночевать хотели. Ну, прямо Бог!.. Случай-то!.. — лепетал Петрован, суетясь и посматривая снизу вверх на огромного, возмужалого и кудрявого, заросшего пушистой бородою Илью.

— И я, понимаешь, ровно чуял! Ну, прямо потянуло меня сюда да и только… Здорово, дед!

— А-а! да ты тут у меня бывал уж, — сказал старик.

— Как же! — и Илья сообщил Петровану:

— В прошлый раз я закурить к нему спустился, а он мне, понимаешь, осетину меда дал.

Микулка глядел на парня с восхищением. В широких плисовых шароварах, запущенных в высокие с набором сапоги, в лаковом ремне поверх синей сатиновой рубахи, враспашку нанковый, немного выцветший от солнца пиджак, и помятый, со светлым козырьком картуз, из-под которого завивались рыжевато-русые волосы. Все это показалось Микулке настолько красивым и завидным, что он тут же твердо решил непременно сделаться таким же ямщиком.

— Дак где ты тут живешь и как чего? Рассказывай, — допытывался Петрован, — Садись вот тут… Чайку с нами попьешь?

— Фу-у! Долго, слышь, рассказывать… Ты-то вот скажи, как там у нас? Все ли живы, здоровы? — присаживаясь у костра спросил Илья.

— Да ничего. Кирюшка, твой братаник, вырос, прямо мужиком глядит. Работает. Просто, ничего уж, как большой. Мать твоя, действительно, стала прихварывать. Ну, тоже ничего. Шумит со всеми… О тебе все здышет, — заключил Петрован со вздохом, явно соболезнуя соседке.

Илья тоже вздохнул, скинул картуз, достал из-под околышка готовый желтоватый косячок бумаги и стал свертывать папироску.

— Обо мне чего теперь вздыхать? Мне уж туда теперь возврату, понимаешь, почитай што нету.

Петрован занялся чайником, достал из котомки хлеб и завалявшийся кусочек сахара. Хотелось ему угостить Илью.

Старик же, молча слушавший, не понял, кем приходится ямщик Прохожему и спросил у Ильи сурово:

— А по какой статье тебе возврату нет на родину? Проворовался што ли?

Илья наклонился к костру, взял рукам уголек и Микулка снова восхитился тем, что Илья держал горячий уголь прямо пальцами.

— Проворовался и есть, — сказал Илья, и небольшой отцветший ус его скривился. Ямщик пыхнул табаком и посмотрел на старика с сознанием своей силы, правоты и превосходства, — Дела такие, дедка, вышли… — и обратился к Петровану:

— Ну, а как насчет Овдотьи? Отыскалась, нет?

Микулку это укололо. Не понравилось ему, что Дуня названа была Авдотьей, но он смолчал и продолжал смотреть на парня, который дрогнувшей рукой погладил его по голове.

— Растешь? — спросил Илья, как бы не желая слушать то, что ответит ему Петрован.

Но Петрован молчал, а Илья крякнув, будто голос отказался ему повиноваться, с силой выдавил из себя:

— Я, понимаешь, недавно ее во сне видел…

— А сколько раз уж я! — выкрикнул Микулка, но Петрован движением руки остановил его и, подавая Илье чашку, сказал тем же ровным и грустным голосом, каким он теперь говорил о дочери.

— Да, деданька. Пятый год в печали нахожуся.

И только теперь ответил на вопрос Ильи:

— По сказам должна жива быть… Веснусь Трофимовна вернулась с богомолья и пришла к нам, сказывает: как есть, говорит, Дуню видела. Ну только видела в церкви, мельком со щеки. И, говорит, в монашьем наряде. Плат, говорит, черный, опущен низко эдак на глаза и молилась, говорит, вся на коленях… — Петрован еще глубже вздохнул, — А может так ей показалось зря. Старушка-то сама уж плохо видит.

Илья нахмурился и промолчал.

Дед поднялся, покряхтывая сходил в избушку и принес в деревянной самодельной миске осотину меда.

— Покушайте-ка, вот, послаще, — сказал он.

Любопытно ему было все в этих своих случайных гостях. Не все он понимал, но сердцем чуял, что не надо спрашивать. А было жалко их и жалость не умел он иначе выразить, как самым сладким угощением — медом, чудотворным даром Божьим.

Микулка покосился на мед, но не посмел взять и швыркал чай даже без хлеба, который был отложен для Ильи. Но Илья не пил, не ел и это понял дед, как кручину парня по оставленному отцовскому дому.

— Да, — сказал он наставительно, — Пчела вон и та своим хозяйством живет, а человеку не сидится дома… Все ему надо шататься.