«Быть может за хребтом Кавказа» - страница 10
От «Кавказского пленника» до «Хаджи-Мурата» (и после, в наши дни, но это тема особая) Кавказ, может быть, оттого столь сильно притягивал многих российских людей, что помогал им отыскать, понять самих себя, заново открыть смысл, суть таких начал, как дружба, честь, свобода.
Жизнь на Востоке за несколько веков изменилась сравнительно мало, тогда как европейский интерес к этим краям возрастал очень быстро; значит, первопричина в самих западных обстоятельствах. Когда-то, повинуясь «внутреннему зову», стремились на Восток Греция и Рим, а встретившись с персидским, вавилонским, египетским миром, сами менялись, ибо на свете все влияет на все.
Теперь, в новое время, история как бы повторялась новым витком спирали…
Главным предметом данной книги являются отношения российских людей друг к другу в кавказском контексте, на фоне многочисленных войн, экономического и политического наступления северной державы на юг и восток, в связи с началом русского освободительного движения. Огромность, многосложность темы определили очерковый характер исследования, стремление автора обрисовать целое через посредство нескольких типологически выразительных фигур и ситуаций.
Экономика, политика, взаимодействие русского и кавказских народов — все это, разумеется, также присутствует в книге; без этого ни один «кавказский сюжет» невозможен; но все же автор еще и еще раз подчеркивает, что более всего его интересует внутренний мир российских героев, выявленный в кавказском, восточном контексте.
Современные историки куда легче «справляются» с большими массами людей — классами, сословиями, нациями: законы научного анализа позволяют при этом строить более или менее надежные модели исторических событий; труднее — с отдельными личностями. Но потому ли столь охотно и часто историки отдают биографический жанр беллетристам? Будто все научные возможности исчерпаны и остается только «вымышлять»…
Автор попытался несколько расширить права исторического исследования (разнообразные материалы о кавказских событиях XIX в., опубликованные несколькими поколениями специалистов, в ряде случаев удалось дополнить архивными розысками в хранилищах Москвы, Ленинграда, Тбилиси, Иркутска): объективная картина кавказских дел и планов Грибоедова, кавказских странствий и размышлений Пушкина, кавказских «пересечений» Лермонтова, Огарева, Толстого и декабристов — все это послужило основой для проникновения в субъективные побуждения героев, в их мечты, идеалы. В ту сферу, которая полтора века спустя отнюдь не стала историческим реликтом, а, наоборот, остра и современна. Мы говорим о смысле жизни прапрадедов.
Их мечта — «быть может за хребтом Кавказа…» — даже не осуществившись, была небесплодной. Без нее не явились бы великие произведения, великие характеры.
Часть I
Грибоедов
Глава I
Явиться пророком
Мы молоды и верим в рай, —
И гонимся и вслед и вдаль
За слабо брежжущим
виденьем.
Грибоедов
При всем при этом выигрыш скорости — проигрыш радости; точнее, происходит утрата некоторых важных радостей, хорошо известных предкам.
Во-первых, тише едешь — дольше будешь, т. е. удлиняешь срок пребывания в «конечном пункте»: если на дорогу туда и обратно уходит суток восемь, то уж волей-неволей придется задержаться в Тбилиси или другом дальнем городе на месяцы (исключения лишь подтверждают правило). Придется настолько привыкнуть к новому месту, что после уж —
И соответственно без достаточно долгой разлуки, без медленного возвращения в «исходную точку» никогда не произнести:
Вторая утраченная радость — уникальность: прошли те, сравнительно недавние времена, когда рассказы о Кавказе, Средней Азии, Сибири звучали как ныне — об Огненной Земле или океанских впадинах. «Быть может за хребтом Кавказа…» — мечтал Лермонтов. Строки были рассчитаны в основном на тех, кто никогда не был и не будет за хребтом Кавказа, ибо это — бог знает где! Нечто подобное применительно к сегодняшнему дню вызвало бы улыбку: два часа лету! Труднее отыскать того, кто за хребтом не бывал…