«Быть может за хребтом Кавказа» - страница 13

Два других исследователя также высказали в свое время мнение насчет возможных находок. Адольф Петрович Берже, опубликовав в «Актах» Кавказской археографической комиссии и некоторых других изданиях все, что удалось найти об авторе «Горя от ума», объявил (в конце XIX столетия), что о Грибоедове в местных архивах не сохранилось никаких сведений. Совсем иначе думал Николай Кирьякович Пиксанов, в начале нашего века готовивший трехтомное «Полное собрание сочинений» Грибоедова, которое (к слову скажем) не утратило своего значения по сей день и уже 70 лет ожидает смены в виде нового, полного, академического Грибоедова… Приглашая участвовать в своем издании видного кавказоведа Евгения Густавовича Вейденбаума, Пиксанов писал ему (6 января 1910 г.): «Я глубоко убежден, что в общественных и фамильных архивах и книгохранилищах таится немало ценных документов о Грибоедове, равно как память старожилов хранит еще, вероятно, предания об авторе „Горя от ума“» [ИРГ, арх. Вейденбаума, № 706, л. 52].

Пиксанов, конечно, был прав. Хотя с 1910-го прошло более трех четвертей века и уж не найти старожилов, помнящих Грибоедова даже со слов отца или деда^>[6], но тот, кто работал в архивах, ясно представляет, сколько там нетронутого — ведь сотни тысяч листов вообще не видел никто (кроме, конечно, тех, кто на них когда-то писал, а также архивного работника, который, естественно, перелистал, может быть, даже прочитал, номер выставил, но вполне мог не вникнуть, не понять или не узнать того почерка, которым написаны великие сочинения).

За последние десятилетия в архиве Грузии вели «российский поиск» и многое находили такие опытные филологи и историки, как И. Л. Андроников, О. И. Попова, В. С. Шадури, С. В. Шостакович и некоторые другие. Однако человек всегда торопится (даже когда ему кажется, что он этого не делает). Времени всегда мало, бумаг всегда много.

Это соображение подогревало оптимизм автора, который, не торопясь, день за днем, заказывал архивные дела 1826-го, 27-го, 28-го, 29-го — последних грибоедовских лет на Кавказе. Конечно, без особой надежды, что так вот сразу отыщутся грибоедовские листки, автографы, что вдруг явятся неизвестные сцены «Горя от ума», утраченная трагедия «Грузинская ночь» или потаенное письмо кавказского друга… Не было подобной надежды, но не бывает и поисков без результата.

Грибоедовский Тифлис. Едва ли не в каждом архивном деле мелькают знакомые, сегодняшние имена — Вачнадзе, Мегвинетухуцеси, Амирэджиби, Меликовы, Джапаридзе, Хуциевы, представленные прапрадедами или однофамильцами… «Пленные персияне» по приказу генерал-губернатора Сипягина сооружают первые тифлисские тротуары.

Тифлисское дворянское собрание постановляет (1828 г., § 14) «никому не входить в Благородное собрание с тростью», а также (§ 8) «кадриль и мазурку не позволяется танцевать более четырех пар вместе». Угадывая за этими параграфами породившие их эпизоды — использование трости как оружия и европейские танцы на манер лезгинки, — одновременно вникаем в менее веселый текст и подтекст другого документа (из губернаторского рапорта 1829 г.): «Говоря вообще, господин может продать крестьян, заложить, подарить другому, одним словом, поступать с ними по произволу, отчего нельзя не заметить, что крестьяне сии не совсем расположены к своим владельцам» [ЦГИАГ, ф. 16, оп. 1, № 3877, л. 1 об.]. Впрочем, в солидном «Обозрении русских владений за Кавказом в статистическом, этнографическом, топографическом и финансовом отношении», напротив, утверждается, что «азиятец слишком блаженствует материально, чтобы ему заняться умственно; он слишком счастлив собою, чтобы заниматься другими».

Столь явное противоречие неплохо объяснял на страницах «Тифлисских ведомостей» некий аноним, в котором лишь немногие современники узнавали сосланного декабриста Александра Бестужева (Марлинского): «Мы жалуемся, что нет у нас порядочных сведений о народах Кавказа. Так кто же в том виноват, если не мы сами? Тридцать лет владеем всеми выходами из ущелий; тридцать лет опоясываем угорья стальной цепью штыков, и до сих пор офицеры наши вместо полезных или, по крайней мере, занимательных известий вывозили с Кавказа одни шашки, ноговицы да пояски под чернью. Самые искательные выучивались плясать лезгинку — но далее этого ни зерна. В России я встретился с одним заслуженным штаб-офицером, который на все мои расспросы о Грузии, в которой терся он лет двадцать, умел только отвечать, что там очень дешевы фазаны» [Тифл. вед., 1831, № 9–11, с. 65; Шадури I, с. 259–260].