Бывший лучший друг - страница 7
— Быстрее, — требую, убирая кулаки в карманы спортивных штанов.
— Астахова Милла, — наконец находит, что ищет. — Поступила час назад, множественные травмы, полученные в ходе аварии.
— Палата?
— Она в реанимации, — констатирует сухим голосом, а я отшатываюсь, как от удара под дых.
— Где палата реанимации? — как со стороны слышу свой безжизненный голос.
— Туда нельзя. Жди в приемном покое, — указывает на лавки позади меня. Я не сдвигаюсь с места, сверля женщину уничтожающим взглядом. — Вы, кстати, кем ей приходитесь? — словно с огнём играет, спрашивает, совершенно не замечая, как мои глаза стекленеют, а ноздри раздуваются.
— Друг.
— Друг, — хмыкает женщина. — Можно только родственникам, — она понижает голос до шёпота. Это означает, что можно только родственника, да и то за определённую плату.
— Где палата? — спокойно так, но устрашающе спрашиваю реально в последний раз. Достаю скомканную купюру из кармана, даже не вглядываясь в номинал.
— Второй этаж, — сдается женщина, пряча деньги в карман халата. — С лестницы направо и прямо, но туда без бахил нельзя… ЭЙ, — кричит моей удаляющейся спине.
В три прыжка преодолеваю ступеньки, ведущие на второй этаж, сворачиваю в указанном направлении и бегу по длинному коридору. В нос ударяет затхлый медикаментозный запах, пробуждая разные воспоминания из прошлого. Частенько бывал в подобных заведениях, но никогда мне не было так страшно, как сейчас.
Коридор заканчивается небольшим холлом, имеющим всего одну пошарканную дверь. Табличка на ней сразу бросается в глаза, потому что гласит она: «Реанимация».
— Паш, — тихий голос справа. Резко дёргаю головой. Влад встаёт с лавки с видом полнейшего покаяния. Голова висит, словно шея не может больше её удерживать. Рукой нервно проводит по почти лысой черепушке. И говорить он явно не собирается, ждёт, что скажу я. А я для начала тоже говорить не собираюсь.
Два широких шага, замахиваюсь, наношу прямой джеб. Характерный хлопок. Влад не блокируется, хотя мог бы. Второй удар — хук с левой, она у меня не ведущая. Понимаю, что убивать не хочу. Удар прилетает в скулу, и Влад отшатывается на полшага. Образовавшееся расстояние даёт мне место для ускорения. Тело напрягается, готовое выпрыгнуть с места и снести любое препятствие на своём пути.
— Бесов, — слышу отрезвляющий голос за своей спиной. — Успокойся, — разворачиваюсь и смотрю на Фила. Тот как всегда при костюме, плохо сидящем на сухом и высоком теле. И неизменно с дипломатом, который таскает под мышкой, словно маленькую собачонку. — Кулаками тут не поможешь, — устало говорит, присаживаясь на длинную лавочку, которая издаёт плачевный скрип.
Смотрю на Влада: из носа течёт кровь и небольшая ссадина на левой скуле. Это ничто по сравнению с тем, что случилось с Миллой. А я даже не знаю, что собственно случилось. Прохожу к лавке и буквально падаю рядом с Филом.
— Что произошло? — во все глаза смотрю на Влада. Тот устало вздыхает, вытирает рукой нос, собирается тоже сесть, но потом передумывает, оставаясь стоять напротив меня.
— Я виноват, — снова роняет голову. — Проскочил на красный и не успел убраться с перекрёстка. Удар пришелся со стороны Миллы.
— Это понятно, — на друге нет ни единого увечья, словно его и в машине-то не было. — Что говорят врачи? — указываю на пошарпанную дверь палаты.
— Ничего, — он сжимает пальцами переносицу. — Уже сорок минут — ничего.
Словно по команде невидимого дирижера, распахивается дверь палаты. Сначала выходят несколько молодых санитаров, а за ними и мужчина средних лет, предположительно хирург, облаченный в бледно-зелёные одеяния. Подскакиваю к нему, Влад тоже рядом. Оба смотрим затравленно, но молчим в страхе узнать самое неизбежное. А этот как будто издевается и намеренно не встречается взглядом ни с одним из нас.
— Муж? — спрашивает врач у моего друга, тот неуверенно кивает. Чувствую, как зубы скрипят и норовят треснуть. — Что касается переломов, — нарочито медленно растягивает слова этот доктор Хаос. — Мы всё поправили. У вашей жены серьезная травма головы. — Делает многозначительную паузу.
— Да говори, черт тебя дери! — не выдерживаю я. Врач подпрыгивает от моей резкости, ну или от моего перекошенного лица.