Царевна Волхова - страница 15

Начать действовать.

Действие — это главное! — поняла вдруг Эля. И эта её догадка сделала бы честь любому взрослому.

Ночью, лежа без сна и вспоминая об их разговоре, Эля сама удивлялась как легко и просто пришло к ней это решение. С какой радостью приняла она мысль: маму нужно просто заставить действовать! Как будто прожектор вспыхнул в темноте и указал выход из лабиринта.

А как она в начале-то всполошилась, как всполошилась! Эля улыбалась в темноте, вспоминая излюбленное Тонечкино выражение: «Что всполошилась-то? Взбрыкнуть захотелось? Нечего, нечего!» Как же они с мамой похожи… Обе вспыльчивые, брыкливые, своенравные. Раньше Эля была уверена, что это свойства чуткой одаренной души, — так говорила ей мама. Но теперь, слушая как посапывает во сне Сенечка и думая о том как приятно осознавать себя взрослой, человеком, которому доверено принимать решения, вдруг поняла, что вспыльчивость, похоже, не самое лучшее женское качество.

И с чего она об этом подумала? Что послужило толчком? Может быть, все началось на кухне. Сначала они сидели вдвоем — мама с дочкой — и хохотали, приняв решение согласиться на эту работу. И у обеих словно гора с плеч! А хохотали из-за того как обе, едва услышав о наемной работе, начали злиться, ершиться! Не вникнув толком, не разобравшись…

— Знаешь, не так страшен черт как его малютки! — веселилась мама.

— Малюют, мам! — заходилась от смеха Элька. — Не так страшен… ха-ха-ха… как его малюют!

— У меня другая информация! — Тася ухватилась за плечики дочери, чтоб удержать равновесие, её качало от хохота. — Нам ведь черт подсовывает малюток… А… ой, не могу! — размалюют они нас или мы их — это уж мы с тобой разберемся на месте.

— Мам… почему черт? — враз посерьезнев, как-то побледнев даже, спросила Эля. — Почему нам что-то… именно черт подсовывает? Ведь эту работу для тебя разыскала тетя Ксана. А она уж… совсем не…

Эля не договорила, оборвала на полуслове. Она глядела на маму. Глаза у той превратились в два огромных темных провала, зрачки расширились и радужное сияние их пропало. Точно кто-то чужой глянул на Элю из маминых глаз. Это было так страшно… Эля вцепилась в мамину руку.

— Мам, ты что?

— Я сон видела.

— Опять бабушка?

— Да. Но в моем сегодняшнем сне она была совсем другая. Чужая какая-то… Гневная. Стояла и смотрела на меня так… точно я её чем-то смертельно обидела. Точно отняла у неё что-то самое дорогое. Или собираюсь отнять.

— Ох, мамочка! А она что-нибудь говорила? Что-то сказала тебе или просто стояла так, молча?

— Сказала, Эльчик. Но вот, что сказала, я не пойму никак. Ничего не понимаю. Совсем!

— Мам, пожалуйста, скажи мне. Скажи мне, слышишь?

Эля трясла мамину руку в своих, точно таким способом могла отогнать чужого, который глядел на неё из маминых глаз. Может, это был страх? И дочь пыталась вырвать страх из маминых глаз как занозу из пальца.

Видела — мама боялась.

— Она сказала… — Тася помедлила, как будто перед прыжком в воду. Спросила меня: «Который из двух? Которого ты выбираешь? В одном — жизнь, а в другом — смерть. Только смотри, не ошибись, внучка!»

— И все?

— Все.

— Ох, мамочка! Про кого же она говорила? И как не ошибиться-то? А может… может бабушка Тоня ещё подскажет? Придет к тебе во сне и подскажет. А?

— Может быть, дорогая…

Вдруг Тася схватила со стола первое попавшееся — пепельницу и со всей силой швырнула на пол. Та разбилась. Окурки вперемешку с осколками разлетелись по всей кухне. Тася сидела как каменная, только в глазах её бился ужас. А Эля… она испугалась не меньше, кинулась подбирать осколки. Потом опомнилась, схватила веник, совок… Смела все в мусорное ведро. И заплакала. И слезы её растопили недвижную статую — Тася ожила, застонала как от жестокой боли, кинулась к дочери. Они сидели, обнявшись, и ждали жизнь, которая будет. Которая может стать избавлением, а может сразить наповал. Они обе это понимали. Но им оставалось только одно — ждать.

А Эля… может, тут-то она поняла как плохо и грустно быть вот такой дерганой, вспыльчивой. Нет, на маму она не обиделась. Просто сама быть такой не хотела.

И вовсе это не свойство одаренной души, — думала Эля, — а просто… нет, пожалуй, пока она не знала ответа. Что ж это такое — человек? Почему душу бьет и треплет как на ветру… треплет жизнь, словно неплотно прикрытый ставень. Нет, она не знала, почему такое бывает…