Целинный батальон - страница 28

— Василий Игнатьевич, — громко позвал замполит и почти тут же из левой спальни вышел седой крепкий человек в клетчатой фланелевой рубашке, офицерских галифе и мягких тапочках. Это был начальник медслужбы батальона, фамилию которого никто из солдат не знал. Увидя младшего сержанта, начмед сконфузился своего вида и зашел за бильярд. Но Бородянский выманил его оттуда:

— Василий Игнатьевич, вот Устюгов жалуется на боли в правом глазе. Поглядите, пожалуйста, что с человеком?

Начмед с явной неохотой подошел к Устюгову.

— Вот здесь болит, сюда отдает, особенно, когда наклоняюсь. И еще подташнивает, — выпалил тот знакомые с детства симптомы.

Медик молча взял Устюгова двумя руками за виски, развернул голову к себе, приказал смотреть на лампочку, потом на свой мизинец и долго водил им перед лицом младшего сержанта. Пощупал пульс на шее. Молча ушел в спальню, молча вернулся и протянул Устюгову таблетку и кружку воды. Затем оглянулся на Бородянского, пренебрежительно махнул рукой и вышел из комнаты.

— Вот и хорошо, — обрадовался замполит, — теперь можно ехать. Товарищ майор, — он повернулся к зампотеху, — прикажите, чтоб подали машину прямо к крыльцу.

Устюгов растерялся и растерянности своей не скрывал. Он поставил на бильярд кружку и переводил глаза с безучастного лица зампотеха на озабоченное лицо замполита. Во взгляде его читалась просьба: «Объясните мне, что все это значит?».

— Я никуда не поеду, — несмело сказал Устюгов, — я не могу.

Замполит усмехнулся и неожиданно громко сказал, адресуясь к дверям спален:

— Товарищи офицеры, прошу всех сюда! — Прошло несколько секунд и Устюгов с замполитом были окружены тройным кольцом. — Товарищи офицеры, — снова сказал замполит, — вот этот сержант с совершенно непостижимой наглостью заявляет, что приказов он выполнять не будет, дисциплина не для него, уставы не для него, присягу он принимал просто так и что вообще плевал он на всю Советскую Армию с высокой башни. Так, Устюгов? — Бородянский опирался на мерцающий бликами бильярдный борт и ласковыми глазами заглядывал Устюгову снизу в лицо. — Я спрашиваю, так?! — закричал он внезапно в полный голос, резко выпрямляясь и делая полшага вперед. — Отказываешься подчиняться?! Экая гадина! Гадина! Вот ведь заведется такой и весь батальон лихорадит из-за него. Это все наша треклятая демократия — все нянчимся, уговариваем. Я, потомственный офицер, и должен унижаться, перед кем? Перед паршивым сержантом. Благодари бога, что в Советской стране живешь. При царе я выписал бы тебе полторы сотни шпицрутенов, взяли бы тебя вот за эти ручки немытые да повели сквозь строй. И палками, палками!.. — замполит охрип. — Что смотришь? Думаешь, в Советской стране управы на тебя не найти? Ошибаешься. В дисбате сгною, гадина! — Бородянский оглянулся на офицеров. — Возьмите-ка его за руки, за ноги да киньте как есть в машину.

Кольцо офицеров сжалось плотнее. Потом еще плотнее. Устюгов ошалело озирался и всюду наталкивался на злобные взгляды.

— А поесть-то можно? Перед дорогой? Я сегодня даже не обедал, — неуверенным голосом спросил младший сержант.

— Поесть? — переспросил замполит. — Так ты голодный? Ну конечно, конечно, можно. Вот и молодец, — Бородянский опять говорил в добродушном приятельском тоне, и это очень не шло к его раскрасневшемуся злому лицу. Он приобнял Устюгова за плечи и повел к двери. Офицеры молча расступились. — Поешь и поезжай. Машину пока к столовой перегонят. Товарищ майор, проследите, пожалуйста. — С этими словами Бородянский открыл дверь и подтолкнул Устюгова в ночной холод.

Оказавшись на улице, младший сержант медленно спустился с крыльца, медленно обогнул стоявший перед домом грузовик и что было силы кинулся в казарму. Погони не было — майор замешкался в общежитии и вышел на крыльцо, когда младший сержант уже скрылся из виду.

Поначалу замполит послал к Устюгову гонцами — одного за другим двух прапорщиков. Те вернулись с отказом. Тогда сам Бородянский, уже много позже отбоя, поднялся в казарму и, подойдя к большой, шумно дышащей груде шинелей, сказал:

— Устюгов, слушай, Устюгов, я знаю, ты не спишь. В скверную историю ты влип, парень. Я бы не хотел очутиться на твоем месте. Утром поговорим. А пока спи спокойно.