Части целого - страница 71

стр.

— Видите ли, — кашлянул он, — я сейчас нахожусь в стесненных обстоятельствах. Не мог бы опубликовать и собственного некролога. Так что нечего стоять над душой.

Я не двинулся с места. Казалось, воздух в кабинете сгустился и не выпускал меня в коридор.

— Знаете, что я читал, когда вы вошли? Нет? Ничего. Вот так-то! Делал вид, что читаю, чтобы показаться занятым. Печально, правда? — Я не пошевелился, только едва заметно дышал, и он продолжал: — Вот, взгляните.

Рядом с издателем возвышалась гора книг, он взял верхнюю и протянул мне. Я скосил на нее глаза — это был учебник по биологии.

— В Лондоне я работал в бульварных газетенках. Это было очень давно. — Издатель встал, обошел стол и, сев на краешек, забегал глазами по комнате. — Здесь маленькое издательство. Ничего выдающегося. Мы публикуем учебники по естественным дисциплинам — физике, биологии, химии и так далее по списку. Работаем вдвоем с женой, делим бизнес напополам. Она унаследовала деньги от отца, мои — заработаны потом и кровью. Десять лет мы управляем нашей маленькой компанией и, можете не сомневаться, цапаемся по-домашнему. Я совершал неблагоразумные поступки, но благоразумно помалкиваю, так что кому до этого какое дело? — Он ткнул пальцем в учебник биологии в моей руке: — Порадуйте глаз, взгляните на инструмент моего крушения. Страница девяносто пять.

Я открыл девяносто пятую страницу и нашел изображение человеческого тела с названием всех частей и объяснением всех функций. Это напоминало инструкцию пользователя стереосистемой.

— Заметили что-то необычное? — спросил издатель.

Я не заметил. На рисунке тело выглядело как всякое другое. Разумеется, ему недоставало некоторых деталей: жировых отложений по бокам талии, морщин и следов подтяжек, но в остальном не было ничего необычного.

— Она сделала это специально. Знала, что я не удосужусь проверить до того, как работа поступит в печать.

— Не понимаю.

— Мозг! Посмотрите, как она назвала мозг!

Там было сказано: «Яйца». А в том месте, где должны быть яички, красовалась надпись не просто «мозг», а «мозг Стэнли». Когда он мне это показал, я заметил, что все изображение тела мужчины представляет собой критическую оценку Стэнли: его склонность к спиртному, игре, женщинам — сердце, почки, кишки, что ни возьми, сопровождали подписи, которые намекали на его чрезмерное употребление алкоголем, неправильную диету, его агрессивность и сексуальную бесполезность. Чем дальше, тем больше. Я понимал: некоторым ученикам это может понравиться.

— Она нарочно мне насолила, потому что я сплю с барменшой из нашего района. Согласен, мне не следовало этого делать, но уничтожить все мои средства к существованию! Десять тысяч книг, которые я не могу продать! И некому предъявить иск, ибо я собственноручно подписал сигнальный экземпляр. Сам отдал книгу в типографию. Она, разумеется, тоже все потеряла, но ей все равно. Таковы уж мстительные женщины. Сказала, дело стоило свеч: все, что угодно, только бы меня закопать. Приходилось слышать, чтобы люди питали к себе подобным такую злобу? Вряд ли. И вот теперь я жду, когда ко мне в дверь постучит кредитор. Я даже не способен заплатить арендную плату за помещение. Поэтому как бы я ни хотел опубликовать вашу замечательную сатиру…

— Это не сатира.

— Разве?

— Нет.

Издатель взглянул на рукопись и быстро пролистал страницы.

— Написано на уровне?

Я кивнул.

— Следовательно, может служить учебником молодым преступникам?

Я снова кивнул.

— Нас обоих арестуют, если мы это опубликуем.

— Я намерен рискнуть, если вы тоже готовы.

Он откинулся на стуле и пробормотал:

— Так-так… — Помолчал и добавил: — Ну-ну. — Закрыл глаза, а затем открыл.

Время тянулось бесконечно — наверное, вдвое дольше, чем на самом деле.

— Почему вы пришли ко мне? — спросил издатель.

— Потому что все остальные мне отказали.

— Еще бы! — усмехнулся он, словно мой ответ бесконечно его порадовал.

Рот расплылся в улыбке, и он вскочил будто по тревоге. Улыбка становилась все лучезарнее, пока у него не разболелись губы.


Всю дорогу к Гарри я бежал, но на ступенях перед главным входом запнулся — настолько разволновался, что чуть не забыл условный стук. Он был слишком замысловатым: четыре удара, пауза, удар, пауза, три удара, затем следовало сказать: «Эй, Гарри, это я, Мартин». Ты можешь возразить: зачем вообще стучать? Не проще ли обойтись только голосом, но Гарри был непоколебим. Я запутался со стуком: два… пауза, три… нет, придется начать сначала. Раздался неприятный звук приводимого в готовность оружия.