Частные беседы - страница 22
Пока.
До следующего раза.
Ст.
ПИСЬМО ДЕВЯТОЕ
Ну что ты молчишь, Витька! Не знаешь, что сказать? Или не хочешь? Не стану больше угнетать тебя своими стародавними воспоминаниями. Баста. Забыл. В конце концов, не такая уж я личность в судьбе Юлии Павловны, и она в моей. Живет она поживает где-нибудь и добра наживает. А лет ей, наверное, за шестьдесят, лет на десять она меня старше была, пожалуй, так мне сдается. Забыто. Заметано. Все. Вспомнилось — и не мог оторваться от воспоминаний. Прости. Знаешь, я замечаю, что изменился внутренне за последнее время. Я как-то живее, эмоциональнее сделался, чем был в молодости. Внешне — как говорится, а внутренне — иначе говоря… Так-то, Витек. Я все задумываюсь — правильно ли я ушел из Внешторга. Не надо было мне, наверное, никуда уходить, а добрести посильно до конца, и все дела, тем более — начальником стал… А то рванул. Зачем? Кому надо? Многие в школе на меня косятся — зачем, мол, мы ему, для прыжка? Если бы они знали, что прыжки мои кончились, да были ли они? Сижу я в классе, изъясняю что-то, а сам смотрю на моих крупногабаритных юнцов и девиц и думаю, что изъясняю я им общие места, что можно и самим в книжке прочесть, а голос мой холоден и бесцветен. Друг мой Витька, я бездарен, и в свои 52 года сознавать это трудно и противно. Когда я об этом думаю на уроке, я замолкаю, и они сразу же проявляют живой интерес, а вдруг что-то произойдет, или я скажу чушь, или забыл, о чем говорю. В общем, интересно. А ко мне является шальная мысль — сказать им: дети, юноши и девушки, мужчины и женщины, ведь история не только история народов и государств, но и история одного-единственного человека, в котором фокусируется Эпоха, преломляясь или не преломляясь, отражаясь или искажаясь. Человеческий лик и облик — это волшебное зеркальце госпожи Истории. Послушайте, дети, юноши и девушки, мужчины и женщины… Я расскажу вам о себе и о своих друзьях. А вы высказывайтесь. Устроим семинар из учителя Стаса. Был переводчик Стас, теперь — учитель Стас… А? Или, например, мне хочется привести к ним Яновну, которая своим таким вот фактом существования многое скажет неравнодушному сердцу. Или ты вдруг приедешь? И придешь в мой класс. Вот тогда будет интересный урок, а не бубнеж. То, что делаю я, может делать любая гражданка или гражданин со средним образованием и, как говорят, начитанный и культурный. Подготовиться к уроку так несложно! Ты скажешь — пробуй! Пробуй новое. Я пробую практикумы по психологии выдающихся личностей, составление прогнозов, составление — почти математическое — идеального героя из народа и т. д. Это им интересно, однако главные школьные начальники требуют-то от меня другого. Сообщения, рассказа, задания на дом. Конечно, все приветствуется, но на мои семинары ходил-ходил директор-хитрюга и как-то откровенно (по его замыслу) поговорил со мной, что не слишком ли все это далеко от детей, от преподавания истории? Нет, он не против, но зачем? У нас спецшкола не с историческим наклонением, а с языковым и т. д. И я в принципе не историк… Мне доверили семинар из уважения и т. д. Мне стало скучно. Устал я, наверное. Лет бы это двадцать — пятнадцать назад. Вот, дорогой мой костоправ, с чем я вломился в твою праведную замечательную жизнь. Все у тебя хорошо и нормально. Завидки берут, а может, и нет. У меня сейчас такое ощущение, что прожил не пять десятков, а пять по тысяче, ну в крайнем случае по сто пятьдесят раз, столько во мне наслоилось, столько произошло, и в жизни и во мне самом.
Привет, Витек.
А не жениться ли мне на Ларисе Ивановне?
С.
Прости, дорогой, что долго не писал. Дедом стал я, так-то. Вы там философствуете, а мы прибавляем народонаселение, тоже, скажу тебе, не кот начихал. Парень у нас мировой. Звать Дениска. Денис Станиславович. Говорят, похож на деда, то есть на меня. И правда, толстый, рыжий, красноморденький. Я совершенно счастлив. Слышишь, Стасёк? Вам нас, стариков-дедов, не понять. Конечно, мои тихие радости с твоими изысками в сравнение не идут, но и мы не лыком шиты. Нет у меня тех слов, чтобы точно тебе описать, что я чувствую — какое-то смешение отцовства, и больше, чувство патриарха, родоначальника, носителя нашего роду-племени. Тебе бы, мой друг Стасёк, нормальную жизнь и нормального внука или внучку, как хочешь (ты человек с изячным вкусом — тебе подавай красавицу-девицу), женили бы их: мой Денис, твоя Аленка или как там… Ты бы сразу выпрямился, стал другим. Прости, что я так прямо, момент такой, я ведь, может, и не так вообще-то думаю… Но — каждому свое — банальная истина, а верно, другими словами и не скажешь.