Частные беседы - страница 23

История с Юлией Павловной меня за сердце задела. У каждого из нас была своя Юлия Павловна, может, «дым пожиже да труба пониже». Как-нибудь при случае расскажу. Кстати, я думаю, у кого не было «Юлии Павловны», тот многое в жизни не нашел. Как у мужчин, так и у женщин. Теперь ты у «чижика-пыжика» (или как там его) «Юлия Павловна», понял? И поступит твой кролик или пыжик так с «Юлией Павловной», как и ты когда-то. Мне кажется. Потому что юному никогда не жаль уходящего. Ему просто-напросто этого пока не дано. Жестокость молодости — закономерность. А по-хорошему, надо бы давать такой «Юлии Павловне» радость (и себе тоже), долгую ей не надо, да и невозможно, но чтобы сама эта радость затухла за неимением больше кислорода. Всё бы тут за недолгий всплеск объединилось — и дух, и жизнь, и интеллект, и, как говорят теперь, секс. Вот сижу, пишу тебе, а сам люльку покачиваю, молодые в кино ушли, Татьяна на диване спит — сморилась. Покачиваю я (не подумай, что люлька, кроватка эдакая импортная — молодые у меня ого-го, вкус — что ты!!) люльку, мундштук посасываю, курить не дают теперь, гоняют, и пописываю. Не духаримся мы в молодости отчего-то, а потом поздно, да-а… У меня, Стасёк, что-то сердце стало прихватывать, пугаюсь, мнительный я, как все врачишки. Хорошо Татьяна — терапевт, она меня сразу пригоршней лекарств пичкает, а я благодарю со слезой во взоре. Татьяна тут нашла твои письма (я ведь их прятал, очень уж мы с тобой откровенны в них, женщин впутывать в такое чтение нельзя), ругала тебя на чем свет стоит, говорит, что ты вечно что-то выдумывал, вот и довыдумывался, а нормальной жизни нету. Я ей возразил, сказал, что, может, для тебя это и есть норма. А она мне заявила: для нормального человека такие мысли и такая жизнь нормой быть не могут. Что Лариса Ивановна — самое то. Я, Стасёк, не стал спорить. Я теперь не спорю в семье. Глава — Татьяна, что она скажет, то и правда. А я вот что скажу. Не в уроках главное. Вот ты Катю Ренатову в толпе увидел, еще кого-то увидишь, притянешь, разговоришь, изменишь, в этом твое предназначение, так мне «каэтся». Из школы не уходи и на Ларисе не женись. Понял?

Дениска проснулся, пока, пиши…

Здравствуй, Вит! Поздравляю тебя, Татьяну и молодых ото всей души, ото всего моего, по-моему, очень небольшого сердца, но уж куда денешься — какое е. Со внучиком Денисом! Наверное, действительно необъяснимое чувство — иного отцовства, «дедства», молодости и грусти… Мне не дано этого испытать. Обойденный. Что ищешь — то обрящешь. И не буду квакать, что женился не на той, что Инна виновата. Не так это. Нормальная она баба, я ей жизнь сломал, отпустил уже поздно, все чего-то ждал от нашей семейной жизни, хотя ясно было, что ждать нечего. Разные мы с нею люди, и не потому что я хороший. Я обыкновенный, она тоже, — но разные. Все как-то не хотелось менять привычек, уклада, Инна мне последнее время и не мешала, отъединилась, а за домом смотрела, все в этом плане было нормально. А я ни туда, ни сюда. И не отпускал и не любил. Не любил я никого, Вит, вот так и вышло. Да и меня мало кто любил, каков вопрос — таков ответ. Ведь семья все же в основе имеет любовь, такую-сякую, переродившуюся, изменившую свой вид и так далее, но любовь как изначальное состояние. Страсти у меня в жизни были и страстишки, а душу свою я не чувствовал никогда. Зато теперь отплата. Душа моя сейчас в основном и мается, спала-спала, проснулась, и ну ей сразу терзания и изнывания, по всем поводам — болит, а заключена она в области сердца, я теперь это уловил.

Еще раз поздравляю всех, а особенно Дениса, что он на свет выбрался, из тьмы и хаоса. Его особенно поздравляю: жизнь прекрасна, несмотря ни на что!!!

Приезжал на днях в Москву Володя Краснов (ты любишь порядок— вот тебе события по порядку). Сижу дома, читаю В. Распутина «Живи и помни» (не читал? Советую…), тихонько чаек попиваю (пристрастился…), звонок телефонный. Володя. Приехал в командировку, хочет почему-то зайти ко мне (я, конечно, всех из Пыльве приглашал к себе, но Володя…). И я вдруг так искренне ему обрадовался. Он сказал, что скоро придет. Я забегал по квартире, проверил холодильник, все ли там есть. Понял, что люблю и помню Пыльве и хоть сейчас готов туда мчаться к своей красавице Яновне, к соснам и всему любимому.