Человек из оркестра - страница 48
Заснеженному, находящемуся в долгой осаде, холодному, голодному, без воды и света городу, загаживаемому в течение нескольких зимних месяцев всевозможными человеческими испражнениями, в котором под сугробами снега лежали во дворах и на улицах тысячи трупов, городу без воды и света, измученному холодом и страшным, может быть не имеющим сравнения в истории, голодом, городу, хоть и сумевшему с трудом связать себя с страной тоненькой ниточкой знаменитой «ледяной дороги», но все же находящемуся в блокаде, весна грозила окончательной гибелью в виде нашествия страшных средневековых эпидемий. Ожидание потепления, когда начнут таять громадные, слоистые сугробы снега, во дворах и на улицах, когда они превратятся в ручьи помоев и кала, когда из-под этой грязи и ужаса станут появляться человеческие трупы с отрезанными, во многих случаях, мягкими частями тела (это то мясо, которое продавали и меняли на рынках и у магазинов под видом баранины и конины), и все это начнет разлагаться, отравлять воду и воздух… Ожидание разложения этой ужасной скверны и грозящая опасность мутила разум и приводила в содрогание. Страшен был холод и мучителен голод[17], хотелось солнца и тепла, но никто не хотел прихода весны, — она грозила всеобщей гибелью всем тем, кому посчастливилось пережить эту страшную зиму: бомбежки и обстрелы, а в особенности ее холод и голод. Нас три месяца почти ежедневно бомбили днем и ночью, а между воздушными налетами обстреливали снарядами всяких калибров, ведь враг находился в 5-ти, 8-ми километрах от города, а потом, с 6-го декабря, когда надолго прекратились налеты, изводили артобстрелами днем и ночью, длившимися по нескольку часов подряд. Как это было, когда я стоял и дрожал в коридоре у себя дома на Васильевском. По нашему району садили прямо залпами с 4-х часов дня до 9-ти вечера без передышки. Это одно извело немало народу, но что эти убийства в сравнении с тем громадным числом жизней, что отняли голод и холод. В громадном, многомиллионном городе вымерло больше четверти населения>{458}. И вот нам, пережившим и видевшим все это, после того как появилась «ледяная дорога», или «Дорога жизни»>{459}, как ее удачно прозвали, по которой нам стали подвозить понемногу еду и снаряды, а с ними надежду на спасенье, грозила новая, еще большая опасность — эпидемии, холера, а может и чума. И это тогда, когда почти не было медикаментов, когда трудно было достать слабительного, салола, порошки от головной боли, не было йоду, а дизентерия уже вовсю свирепствовала. Я успел отвезти с Дашей на саночках от мамы к нам на Васильевский кровати, шкаф и др[угое] барахло, собираясь в скором времени приехать за сундуком и столом, оставленным в коридоре. Правда, я не очень торопился с этим делом, т. к. это было не только очень тяжело (я, отвозя первый раз вещи, едва довез их), но я и боялся обстрелов, как уже начало таять, и из-под сугробов стали появляться черные, страшные трупы. Среди [них] были одетые и раздетые, часто попадались матери с детьми. И тогда был издан знаменитый приказ. Приказ Военного совета фронта о поголовной мобилизации населения для очистки города>{460}. И это решило его судьбу.
Рабочие остановившихся предприятий еще зимой были посланы для заготовки топлива — дров. Это топливо давало возможность некоторым электростанциям частично работать и кое-где подавать свет и воду (до 1-го этажа). Но вот 15 апреля пошел 1-й трамвай. И вот дистрофическое население города — истощенные донельзя голодом, страшно худые, еле двигающиеся люди, преимущественно почти сплошь женщины, вылезли из своих грязных, закопченных каморок и кухонь, где они ютились[18] зиму, спасаясь от адского холода, т. к. их легче было обогревать малюсенькими железными печками-времянками, отапливавшимися в большинстве случаев мебелью из пустовавших теперь больших комнат, на улицу навстречу первым лучам весеннего солнца. Они выходили партиями, мобилизованные в домоуправлениях или на предприятиях, вооруженные кирками, лопатами, ломами, и отвозили счищаемый снег на саночках, сбрасывая его в реки и каналы, большим количеством которых изобилует наш город. Там, где до водной магистрали было 2 или 3 квартала, снег сваливали на грузовые трамваи, которые теперь стали шнырять по улицам, несколько оживляя унылый пейзаж несчастного, побитого, пережившего столько ужасов города. А немцы ежедневно, методично обстреливали его улицы, только иногда изменяя часы обстрела. Теперь обстрелы продолжались не более 20–30 мин[ут]. Враг выпускал несколько десятков снарядов и замолкал, т. к. защитники города зорко следили и научились быстро засекать огневые точки врага, которые затем уничтожались, если не успевал быстро отойти. (В большинстве случаев) Обычно обстрел города производился с бронепоезда