Человек, помоги себе - страница 42
— Да разве во мне дело? Упрекать, не упрекать… Сейчас-то она с ними.
— У нее, кажется, скоро приезжает мать?
— Ну и что? Это, может, еще хуже.
— Почему? Валентина Константиновна так заботится, всегда ходит в школу, следит…
— Но ты сама как-то сказала, — перебила я. — Аннушка просила ее не уезжать с вагоном, а она? Ей выгода дороже дочери!
— Какая выгода?
— Нет. Зря я ее отпустила, зря! — снова воскликнула я.
— Веревкой не привяжешь, — заметил папа. — Человек выбирает сам.
Да, насильно мил не будешь. Я волнуюсь, а она… Вот уж, действительно выкидывает фортель, как сказал про меня вчера папа. Спасибо еще — позвонила!
Я легла спать, но долго не могла уснуть. Ворочалась, зажгла свет, взяла в руки томик Заболоцкого.
Правильно! Мало ли кто и как творит нас. Должны же и мы творить сами. И не только мир вокруг. Но и в себе тоже. Самих себя. По мере сил.
19
Взбудораженная, явилась я утром в школу. И огорошила Зинуху-толстуху. Она подлетела ко мне с объятиями: «Оленька, куда запропастилась позавчера с вечера?» Я же ей контрвопросец: «А ты творишь себя?» Да и Марат получил свое: заинтересовался, приготовила ли я письмо, «бывучу» Заморышу, и услышал: «А ты в папу или в маму?» Вике же, будущему астрофизику, я просто процитировала Заболоцкого: «Вселенная шумит и просит красоты… Я разве только я?» Она посмотрела на меня с удивлением.
Короче, еще до появления первого учителя по классу распространилась алямовская версия: «У Кулагиной очередное завихрение».
Я не возражала. Пусть говорят, что хотят.
Ларисы не было. О школе мы с ней вообще не упоминали. Конечно, если бы она переночевала у нас, то непременно сидела бы сейчас в классе, но… И все-таки до последней минуты я надеялась.
Так глупо устроен человек. А может, наоборот? Очень мудро устроен, что надежда не покидает нас до последней минуты?
В общем, я ждала: откроется дверь класса и впустит ее. Но дверь в последний раз перед приходом Юлии открылась, чтобы впустить Буркова.
Он, как обычно, вразвалочку дошел до своей парты, поставил на пол около себя толстенный желтый портфель и, степенно усаживаясь, что-то пробубнил Ясеневу-Омеге. И внезапно выбросил вперед правую руку, ухватил Ясенева пальцами за нос. Ясенев начал отбиваться. Бурков другой рукой вцепился в его плечо.
Я, не отрывая глаз, смотрела на бурковскую руку. Позавчера вечером она лежала на моем плече. Сейчас он держал Ясенева грубо — было даже что-то хищное в дрожащих от напряжения длинных пальцах. А тогда?.. Я снова ощутила твердое прикосновение его ладони и, зажмурившись, мотнула головой.
— Кулагина, тебе особое приглашение? — Юлия уже стояла у стола, ожидая, когда мы будем готовы совершить ритуал коллективного приветствия. — Откройте текст поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Сегодняшняя тема: многообразие крестьянских типов.
Многообразие типов… Куда ни ткни — всюду типы. В классе. И в семьях. «Многоцветная жизнь» — Викино выражение. Вика как раз и отвечает. Память у нее великолепная — бойко отчеканивает некрасовские стихи, голос даже не скрипит, а звонко звенит.
Ее слушают и не слушают. У Юлии не поболтаешь, зато занимаются кто чем. Роза что-то торопливо пишет. Н. Б. листает журнал с картинками. Юлия заметила: «Бурков, дополни». Врасплох его не застанешь — дополнил. Да еще разохотился — сам поднял руку. Только что это? Голос Марата: «Сиди, без тебя справится!» И Вика, садясь на место, бросила: «Солидные вперед лезут».
«Что это?» — снова подумала я.
Давно известно: уроки повторяются из недели в неделю, но школьные дни имеют каждый свое лицо. Не сравнишь просто субботу, которая перед воскресеньем, с субботой, за которой идет большой праздник. Вот и сегодняшний четверг не похож на обычный — рабочий ритм недели нарушен вчерашним отдыхом в День Конституции. Или, может быть, всех еще волнуют воспоминания о позавчерашнем вечере? Не поэтому ли и Бурков оказался вдруг в центре всеобщего внимания? А то, что все проявили к нему особый интерес, обнаружилось в кабинете физики. Едва мы перешли туда, Марат спросил у Н. Б.: