Человек, помоги себе - страница 41

Я вспомнила, как «приносит пользу» Дина в своем магазине — «Их не перестоишь!» — и ответила:

— Работать можно и без всякой радости.

— Да, если не любить людей, — согласилась мама.

— Как же их «любить»?

— А очень просто. Надо делать для них приятное. Всегда и всем. Даже совершенно чужим.

— И тебе от этого самой приятно, да?

— Вот именно. Или ты сомневаешься?

— Нет.

— Действительно, — разве можно сомневаться?

— В таком случае — на! — Мама протянула мне нож и хлеб. — Делай приятное нам — готовь семейную трапезу.

Лариса к семейной трапезе не пришла. Я надеялась, что она успеет к обеду, и, накрывая на стол, поставила для нее тарелку. И поминутно подбегала к окну — с нашей четырехэтажной верхотуры виден краешек троллейбусной остановки. Папа заметил:

— Ну что ты волнуешься? Ей не обязательно так торопиться.

Я согласилась с ним, но за стол села расстроенная. И почти все время молчала, плохо слушая, о чем говорят родители. Но глядела на них и думала: Лариса права — мне можно походить на любого из них. Мама безотказно днем и ночью, себя не жалея, ходит к больным. Папа воспитывает курсантов. Он не воевал на войне, а заслужил военный орден. А вот дедушка — папин папа — тот воевал против фашистов. И у него было много орденов и медалей. Когда четыре года назад он, полковник в отставке, умер, на его похоронах собралась уйма народу. Чуть не на полквартала перед гробом растянулась колонна — шли люди с подушечками и бережно несли дедушкины ордена и медали. А бабушка — мамина мама — и сейчас жива, работает библиотекарем в Подмосковье, в научном институте. Недавно о ней напечатали в «Комсомолке» статью: «Встреча с интересным человеком». Так что я вполне могу брать пример и с них…

После обеда я даже записала в дневнике две фразы — они звучат, как афоризмы: «Ты людям — люди тебе». И «Большое счастье иметь предков, которыми гордишься». Слово «предки» я употребила в самом лучшем его значении. У меня отличные предки.

Но неужели Н. Б. — «типичный куркуль»?

Я закрыла бежевую тетрадку. Больше писать не могла. И вообще ничего делать. О Буркове и то подумала, вспомнив, как о нем отозвалась Лариса. А вот о Ларисе думала непрерывно. Где же она?

За окнами стемнело. Собирался дождь.

— Схожу к ней, — рванулась я к вешалке.

— Может, узнаем сначала, — посоветовал папа, была ли она у Леонида Петровича?

Идея! Номер телефона инспектора Лепко сообщил дежурный милиции. Я боялась, что Леонид Петрович уже не в кабинете. Но он отозвался. И, узнав, что Ларисы до сих пор у меня нет, сказал: ключ она ему принесла. И направилась ко мне. «Так что задержалась где-нибудь», — закончил он, обнадеживая.

А мама сама поговорила с Леонидом Петровичем. Она объяснила ему, что интересуется Ларисой и как член родительского комитета класса. И долго «дадакала», слушая. А когда наконец положила трубку, сказала со вздохом:

— Трудная ситуация.

Что уж наговорил ей Леонид Петрович, не знаю, только она провозгласила, как наше общее решение:

— Будем ждать.

Прошло еще два часа. В надежде, что вот-вот раздастся у двери звонок, оповещающий о Ларисином появлении, я заставила себя сесть за уроки и приготовилась к завтрашней литературе. Юлия любит, когда ей гонят сплошняком наизусть стихотворный текст. И я вызубрила длиннющий кусок из некрасовской поэмы — про холопа примерного Якова верного. И начала решать примеры по алгебре, когда звонок раздался. Только не у двери — мелодичный, а телефонный. Мама опередила меня.

— Лариса? Ты где? Мы все ждем тебя. Что?

— А ну, дай! — Я выхватила трубку: — Ларка, ты что же?

— Оля, не приду я к вам сегодня.

— Как? Алло! — Было плохо слышно, гулкий звон шел будто с другого края земли. — Ты где, где? Алло! — Внезапно меня озарило. — Ты встретила Дину?

— Потом, потом…

И как второе озарение: «Динка сейчас рядом с ней!»

— Алло, Ларка…

Гудки. Что же это?

Папа и мама смотрели вопрошающе.

— Она встретила Дину? — Мама повторила мой вопрос.

— Не знаю.

— Наверное, — мама уже была готова в это поверить. — Вот и он сказал: противоречивая натура.

— Но как же? — воскликнула я. — Обо всем договорились — и опять…

— Тебе не в чем себя упрекнуть. Ты сделала больше, чем кто-либо — и вчера, и эта ночь, и этот Леонид Петрович.