Человек, помоги себе - страница 45

— Хороший у вас дом, — сказала я, когда мы двинулись по улице. — Дорогой, наверное.

— А ты прицениваешься? Купить хочешь?

— Зачем. У нас трехкомнатная.

— На десятом?

— На четвертом.

— Все равно. Между — небом и землей. В железобетонной коробке.

— Это верно, — сказала я. — Вы к земле ближе. Вот и Марат тоже.

— У Галустянов земля под стеклом. Зато загребают — будь здоров.

— Что загребают?

— Лютики. За свои цветики.

— Продают?

— Еще как?

— Марат говорил?

— Ты даешь! Кто же про это речи толкает?

— А почему думаешь? Может, для красоты разводят.

— Красота — красотой, жизнь — жизнью. Кому интересно даром возиться?

Он сказал это с такой непреклонной убежденностью, что я спросила:

— А вы на чем загребаете?

— Мы ни на чем. У нас, правда, яблоки хорошие. Зимний сорт. Да мало — всего три дерева.

— А родители у тебя? — Мне было любопытно узнать, такие ли у него родители, как говорила Лариса, но я постеснялась.

Бурков же сам сказал:

— Они у меня дело знают, с пользой живут. Отец столяр-мебельщик на комбинате, золотые руки. И дома без дела не посидит, наживистый.

— Наживистый? — удивилась я.

— Бабкино словечко. Она всех так надвое и делит — кто наживистый, кто ветреный.

— А ты какой?

— Нас с тобой будущее рассудит. Только болтаться и я не люблю. Мало что учусь, отцу помогаю. Третий шифоньерчик с ним склеиваем.

— Зачем же вам третий?

— Не нам, так соседям.

— Дарите?

Он усмехнулся, и я почувствовала, что сморозила глупость: кому интересно возиться даром? Вот тебе и не загребают.

Хотя, может, это и не значит — «загребать». А значит лишь — «жить с пользой»? Разве каждый человек не вправе получать за свой труд? Да разве это и не закон нашей жизни? Кто не работает, тот не ест. Так что было в рассуждениях Буркова что-то основательное и прочное, против чего не возразишь.

Хотя уж очень бойко говорил он о деньгах, о заработках, о пользе.

Польза-выгода. Как у Ларисиной мамули.

Не оттого ли и окрестила Лариса его родителей типичными куркулями? Да и его самого.

Мы дошли до кинотеатра «Луч». Здесь работал Гвоздилов. Н. Б. пронзительно свистнул. Гвоздилов показался на высокой площадке перед кинобудкой. С высоты он жестом пригласил нас: «Поднимайтесь».

С той самой минуты, когда Н. Б. повел меня куда-то, я не спрашивала куда. Было ясно: идем к Ларисе. И поднимаясь по крутой лесенке с железными поручнями, я думала, что сразу увижу ее. Но оказалось не так.

Через узенький тамбур с грязными серыми стенами и с плотно закрытой в глубине его темной дверью, на которой висела табличка «Аппаратная. Вход посторонним воспрещен», я попала вслед за Бурковым в какую-то боковую комнатушку, тоже узенькую и грязноватую и полутемную, потому что единственное окно, освещавшее ее, находилось чуть не у самого потолка. В комнатушке стоял стол и несколько стульев. У стола сидели Сирота и белогривый бородач-тенор, играли в карты. Гвоздилов до нашего прихода тоже играл, но теперь остался на ногах, а увидев меня, и Сирота вскочил:

— А-а-а, принцесса! — Он завертел перед моим носом растопыренными пальцами. — Ты что же это: милицию наводишь? — Горящими угольками заискрились глубоко упрятанные его глаза. — Вот как вмажу!

Я отпрянула.

— Кочумай! — раздался окрик Гвоздилова.

Не знаю, какой смысл на их дурацком жаргоне имеет это словечко, прозвучавшее, как приказ, только Сирота не посмел ударить меня.

— Попадись еще!

— По твоей милости нас тягают, — словно закрепил его угрозу Гвоздилов. — А мы — что? Преступники?

— Пусть топает подальше! — оскалился Сирота. — Поняла?

Я поняла. Для них я заклятый враг. Они это хорошо знали. И я не скрываю — нас ничего не связывало. Не могло связывать. Только Лариса.

В наступившем молчании стала слышна тихая музыка. И приглушенно заворковал мягкий женский голос — из вороха оберточной бумаги, лежащей на столе с разной снедью, выглядывал никелевой отделкой включенный транзистор. Блестящий и нарядный, он казался случайным в этом мрачном закутке, куда, словно в насмешку, проник живой голос из светлого мира.

— Хорошо, я уйду, — сказала я. — Только все равно не будет по-вашему, не останется с вами Лариса.

— Да плевать нам на твою Ларису! — выкрикнул Сирота.