Чемпионы - страница 12

С любопытством рассматривая одним глазом потрёпанную солдатскую шинель Татаурова, Мкртич Ованесович спросил с резким акцентом:

— Какими судьбами чемпион мира попал в родные края?

Татауров вздохнул всей грудью, ответил почтительно:

— Да вот хочу предложить свои услуги насчёт чемпионата.

— Э–э–эх, милый мой, — протянул Джан — Темиров, — какой теперь чемпионат? Теперь все о свободе кричат, до французской борьбы нет никому дела… Да и от цирка нашего остался один остов.

— Как — остов? — не понял Татауров.

— Очень просто: всё на дрова растащили. Одни столбы торчат.

Татауров крякнул, захватил в ладонь усы.

Джан — Темиров, раскачивая шёлковую кисть пижамного пояса, оглядел его ещё раз с ног до головы и спросил:

— Вы с женой Коверзнева накоротке?

— Захаживал я к ней, — сказал он. — Ничего отношения…

Татауров промолчал о не возвращённых Нине деньгах…

— Так вот, милый мой, если хотите заработать, помогите мне приобрести у неё ряд вещей: картины, гравюры, деревянных идолов…

— А она… продаст?

— Надо, чтобы продала. Для этого я с вами и разговор завёл…

— А где наш «профессор атлетики»?

— На фронте. Но, по словам их прислуги, он забыл свою жену.

— Ну‑у, тогда проще, — обрадовался Татауров.

Хозяин потёр руки, оглядел тесную от вещей гостиную и продолжал:

— Вот что, Иван…

— Васильевич, — торопливо подсказал Татауров.

— Вот что, Иван Васильевич, раздевайтесь. Разговор у нас будет продолжительный. Если исполните мою просьбу — станете богачом… И тогда бегите из этой чёртовой страны, где ломают на дрова цирки… В любом европейском государстве вы с капиталом не пропадёте… Уезжайте в Монте — Карло и играйте в рулетку, это вам очень подходит. Кладите, кладите шинель на кресло — до того, как попасть в мои руки, оно послужило солдатам, сидели в нём и не в таких шинелях.

Иван осторожно положил шинель на подлокотник, украшенный перламутровыми чешуйками, и на цыпочках пошёл за хозяином.

Комната, в которую они вошли, уже не походила на антикварный магазин, хотя и в ней было немало разного добра.

На столе стояла фарфоровая посуда с початыми закусками. Ударив ногтем по салатнице, Джан — Темиров сказал хвастливо:

— Настоящий «Мейсен»… Я, братец ты мой, накормлю тебя сейчас из настоящего «Гарднера».

— Я не разбираюсь, — скромно сказал Татауров.

Джан — Темиров довольно рассмеялся и что–то крикнул по–армянски в приоткрытую дверь. Вежливо предложил сесть и закурил тонкую длинную папиросу. В комнате сразу запахло дорогим табаком. Спохватившись, он подвинул портсигар Татаурову. Через несколько минут появилась старая расплывшаяся армянка с большим подносом. Вытерев полотенцем раскупоренную бутылку коньяку, поставила её на стол. Подвинула тарелочку с янтарными ломтиками лимона, посыпанными сахарной пудрой.

Джан — Темиров заботливо сдул пудру, просыпавшуюся на мозаичную флорентийскую столешницу, и, отхлебнув из рюмки, начал разговор. Всё сводилось, по его словам, к тому, что ему неудобно покупать вещи у своего бывшего коллеги; кроме того, Нина Джимухадзе немного упрямится («Иван Васильевич ведь знает, какая она строптивая?»), ссылаясь на то, что эти вещи были дороги её мужу. Однако у Мкртича Ованесовича сердце кровью обливается, когда он видит, как она бедствует. Он бы просто хотел её облагодетельствовать… в память о добром сотрудничестве с её мужем.

— Понятно, — сказал Татауров.

— Ну, конечно, благотворительность благотворительностью, но чтобы и я в накладе не остался.

— Да за кого вы меня принимаете, Мкртич Ованесович?

— И чтобы, конечно, она обо мне ни одного слова не слышала.

— Всё будет в порядке, Мкртич Ованесович.

Джан — Темиров объяснил, какие вещи он хотел бы приобрести, и назвал сумму, которую ему не жалко за них отдать.

Татауров слушал, глядя на груду древних икон, лежащую в углу. Потом, помявшись немного, признался в долге.

— Велик долг? — спросил Джан — Темиров.

— Двести рублей.

— Когда задолжали?

— Да давно ещё. Когда война началась.

— Ничего себе! И всё помните! Совесть у вас, значит, есть…

Татауров насупился.

— А как же — всё–таки жена моего учителя.

— Если ваш долг перевести на современный курс, вам будет не расплатиться. Но вы ей отдайте ту же сумму. Она не коммерсантка, разбираться не станет. Важен сам факт: вернувшись с фронта, вы в первую очередь вспомнили о долге. Это — благородно. Это возвысит вас в её глазах и поможет приобрести вещи. Женщины любят бескорыстие в мужчинах.