Чемпионы - страница 13
Он встал, вытащил из стенного сейфа пачку денег и протянул её Татаурову… Они ещё поговорили немного о том о сём, выпили… распрощались как равные.
Первым желанием Татаурова было сбросить ненавистную шинель, но он решил, что к Нине Джимухадзе уместнее идти именно в таком виде. И, не откладывая дела в долгий ящик, направился к знакомому дому.
Нина сама вышла на его звонок (прислуга была на кухне) и, увидев Татаурова, всплеснула руками:
— Кого я вижу?! Иван, неужели это вы?
Он скромно стоял в дверях, наклонив голову, прижав солдатскую фуражку к видавшей виды шинельке.
— Здравствуйте, Нина Георгиевна. Вот только попал из лазарета в Питер — сразу к вам… Где Валерьян Палыч?
Нина вздохнула. Опустив глаза, сказала:
— Коверзнев где–то на позициях, вероятно, в Карпатах… Во всяком случае, последнее письмо было оттуда…
— А разве он бросил цирк и журнал?
— Что вы, Иван, — снова вздохнула она, — он с первых дней на фронте, — и, видимо, не желая больше говорить о Коверзневе, спросила: — А вы тоже были на войне?
— Да. Вот пальцы отхватило. Сейчас списали по чистой, — он помахал перед Ниниными глазами раненой рукой.
Оглядел прихожую, сплошь завешанную яркими цирковыми афишами:
— А у вас всё по–прежнему.
Нина вскинула голову, произнесла гордо:
— Всё, как было при Коверзневе. Пройдите, посмотрите. Раздевайтесь. Поговорим, вспомним былое, расскажите о себе.
Прежде всего Иван захотел осмотреть знакомую арену, где когда–то провёл немало схваток с самыми разными борцами. Да, как и говорит Джан — Темиров, деревянные идолы, высеченные из одного куска, как и во времена Коверзнева, стояли по углам. Там же на зелёном сукне лежали штанги, гири, бульдоги и гантели; всё было покрыто пылью, — видимо, сюда давно не заглядывали.
Нина провела его по анфиладе комнат и снова с гордостью подчеркнула:
— Видите, всё, как было при Коверзневе.
Потом они на кухне пили чай, и Маша, прислуга, ворчала, что нет продуктов. Нина Георгиевна, мол, расточительствует, если всё сейчас съедят, то нечего будет есть целую неделю… Татауров осторожно спросил о сыне. Нина просияла и сообщила, что он спит.
— Пойдёмте, покажу. Богатырь растёт.
Когда шли по коридору, Татауров сделал вид, что вспомнил о самом важном:
— Нина Георгиевна! Простите, я ведь долг вам принёс.
Он вытащил деньги, стал совать ей в руки.
— Ну, какие там долги, — устало отмахнулась она. — Ведь вы и сам, по всему видно, без… особых капиталов.
— С капиталами или без капиталов, а долг прежде всего. Я премного вам благодарен. Как вы меня тогда выручили. Я же тогда благодаря этому чемпионат создал у Мкртича Ованесовича. Заместо Валерьяна Павловича там был, арбитром.
— Да, я что–то такое читала, — заметила она небрежно. — Тише, не разбудите Мишутку… — Откинула полог и склонилась над кроваткой.
Глядя на мирно посапывающего во сне ребёнка, Татауров похвалил:
— Хорош, — и, зная, что ей приятно, добавил: — Весь в Верзилина.
Нина подняла на него благодарный взгляд:
— Вы тоже так находите?
— Конечно, — подтвердил великодушно Татауров.
Позже, когда они сидели в гостиной и Нина по привычке зябко куталась в старенький мохнатый платок, спросил осторожно:
— А вам ведь нелегко, Нина Георгиевна? Вон ведь как кухарка–то ваша ворчит…
Она вздохнула. После затянувшейся паузы проговорила:
— Очень нелегко… И поэтому, может быть, я не отказалась от вашего долга. Какие, конечно, у нас с Машей деньги? Пробиваемся продажей кой–какой одежды…
Татауров почесал висок, спросил как бы между прочим:
— А картинки там разные не пробовали продавать?
— Что вы, Иван, — сказала она устало, по–прежнему кутаясь в платок, — Коверзнев собирал их с таким трудом.
— Может, помочь вам найти покупателя? — предложил он.
Глядя мимо него, она возразила задумчиво:
— Нет, нет. Не стоит говорить об этом, — и, встрепенувшись, словно отогнав от себя какие–то мысли, закончила: — Это всё я должна сохранить для Коверзнева.
— Но не умирать же вам с голоду?.. Покупателей я бы нашёл.
— Покупатели были. Но… кончим об этом. Расскажите о себе.
Он решил не настаивать. Поговорив, ушёл, так ничего и не добившись.
Заглянул к ней через два дня.