Черная кошка, белый кот, или Эра милосердия-2 - страница 59

«Во, бля — разворошили муравейник! Счас начнется…!» — Геня, твою мать! Ты где? — вполголоса выругался я оглядываясь. Ну никак он не мог успеть добежать до забора. Шебуршание в доме подтвердило, что я ошибаюсь. Стоны затихли, сменившись хриплым бульканьем. Я вытащил «Вальтер» и потряс головой — вытряхивая из ушей последние куски ваты — набившиеся туда. Сделал шаг назад в кромешную темь тени от дома. Я сторожил.

Странное состояние, мельком опять подивился я, стоя там. У меня сейчас как будто несколько потоков сознания. Один — сидит такой спокойный внутри и неторопливо думает и оценивание все происходящее, еще и пытаясь думать, о разном. А второй, как чуткий зверь — смотрит и слушает по сторонам, готовый в любую секунду среагировать на возможную опасность. Из дверей выскочил Генрих. Его руки на секунду влажно блеснули.

— Всё, — хрипло выдохнул он. — Живых нет.

Развернув тряпку с завернутой в нее дохлой гранатой, я аккуратно кинул «мозголомный девайс» неподалеку от угла дома. Здесь ее точно огонь не достанет. Домик скоро сгорит, а изделие неведомого умельца — останется. Пусть пока думают на местных казаков или военных, только у них могла остаться такая штука со времен Гражданской войны. В ответ на несколько недоуменный взгляд Генриха, я несколько паскудно ухмыльнулся и ответил:

— Ну нельзя же оставлять «нас — милиционеров», совсем уж без улик. Тряпку оставшуюся бесхозной, я сунул в какой-то тазик с протухшей водой стоящий рядом с крыльцом, смочил и кинул Генриху:

— На… Лицо вытри и руки. Только тряпку не выкидывай, — отчего-то сначала подумав про тест на ДНК, а уж потом про сокрытие явных улик. Достав из кармана мелок, я приготовился быстренько нарисовать еще одну улику — белую кошку.

— Командир, а можно я? — с какой-то непонятной надеждой спросил меня Шац.

— Да без проблем… Рисуй!

Генрих моментально сунул руку в карман, достал свой кусочек мела и метнулся к дверям туалета. Больше рисовать негде. Он начал рисовать — аккуратно придерживая дверь ногой. Он чуть развернул ее — так, чтобы «холст» освещала Луна. Рисование заняло еще десяток секунд, в плюс к тем тридцати-сорока, что прошли от первого взрыва. Какой-то кусок в моем мозгу, бесстрастно отсчитывал секунды безопасности.

Пока «неофит» изгалялся в наскальном творчестве, я посмотрел на «натюрморт» оставленный им до этого. Его наполовину освещала Луна. На очке мирно сидел незадачливый ссыкун. Мирно щерясь миру второй улыбкой, распластанного от уха и до уха, горла. Выкаченные в безумном ужасе глаза, распахнутый до отказа рот набитый скомканными купюрами…»Ну надо же… А парень-то, не чужд театральности…», — несколько отстраненно подумал я. «И когда только успел? Импрессионист, блин. Овеществил, можно сказать слова нашего премьер-министра — «Мочить в сортире!»[26]. Шац закончив — отошел, любуясь делом рук своих, и оглянулся на меня. Я только молча кивнул, даже не улыбнувшись, чтоб не расстраивать несостоявшегося художника. Он — рисовал еще хуже меня! Только при большом воображении можно было узнать в «этом» — кошку. Больше всего «оно» напоминало бесхоботного мамонта с толстыми ногами. О том, что это не он — свидетельствовали вставшие дыбом здоровенные остроконечные уши и длиннющие усы.

«Ну да ладно. Кому надо тот поймет».

— Всё. Уходим…

С начала операции прошло меньше минуты. Вот что значит — опыт. И даже не сфальшивили. Перепрыгнув через забор, мы бодро рванули в степь, чтобы не торопясь уйти через неё на соседнюю улицу.

По Указу Президиума ВС СССР от 07.07.1945 «Об амнистии в связи с Победой над гитлеровской Германией», было амнистировано гигантское количество заключенных — 40 000 человек.

Статистика.

Обогнув край города по степи, мы тихо втекли в соседнюю улицу. Как не странно, но никто не бежал с телефонами — снять местное историческое событие, чтобы по-быстрому выложить его на Ютьюб и прославится. Наверное то, что не было еще этих телефонов — была не основная причина. Основной — было то, что у народа пока было повыбито такого рода любопытство. «Меньше знаешь — крепче спишь!», — как-то так, наверное.