Черная кошка, белый кот, или Эра милосердия-2 - страница 58

Я прислушался к себе — никаких сомнений я не испытывал. Мы на войне! И тут действует только одно правило — «Свой-Чужой». И никакие лишние мысли тут не уместны.

Я тихо лежал в зарослях какого-то бурьяна и ждал. Достав и выложив гранаты перед собой, я взял на прицел двери. До них мне было метров десять максимум. Страховал я Шаца на всякий случай.

Генрих, бесшумно переместившись через двор к входной двери, стал неслышим и невидим. Тени и куски почти осязаемой темноты во дворе, приняли в свои ласковые объятья своего друга и надежно укрыли его от чужих и недобрых глаз. Самое паскудное — ждать. На часах стрелки перевалили за полночь. Гуляки в доме и не думали успокаиваться. Глухо слышались крики, смех, женские взвизги… веселье в доме шло полным ходом. Наконец дверь распахнулась и слепо пяля в темноту глаза со света, на пороге появился какой-то шрих. Все-таки правильно мы рассчитали. Кто-то, да пойдет в туалет. Пьяно мыча какую-то песню, заплетающимися шагами и покачиваясь, мужик в распахнутой рубахе дошел только до угла. До дощатого туалета в десятке шагов, ему было идти лень…

Тьма за его спиной на секунду материализовалась… и коротко всхлипнув — он обмяк. И бесформенный ком абсолютно бесшумно стал перемещаться в сторону будки с удобствами. Продолжая держать вход на прицеле, я, молча про себя, подивился чужим умениям. Разного мусора — веток там, сена какого-то во дворе хватало. А, поди ж ты… — он и с «грузом» не шумнул. Опыт — великое дело. Со стороны работающего разведчика не доносилось ни звука. А я мало того, что был метрах в двадцати-тридцати, так еще и специально прислушивался. А то, что он наскоро там потрошит пленника — я знал. Вот же умелец — я коротко позавидовал ему. Мое «тело» видимо это тоже умело, но я об этом не очень помнил. А лежание и ожидание — пока никаких эмоций не вызывало. Я сторожил вход и изредка кидал взгляд в сторону «беседующих».

Пара минут и в мертвом свете луны от туалета бесшумно отделилась фигура.

Причем двигалась она в каком-то слегка рваном ритме. Вроде даже покачиваясь. Приблизившись в двери, он махнул мне рукой. Прихватив гранаты, я переместился к нему и положил их рядом со входом.

— Коридор прямо, — начал он шепотом доклад. — Дверь сразу слева, примерно три шага. В доме шестеро. Хозяйка и вся банда Февраля. Празднуют. Они вчера взяли лавку на Майском. Я иду первым.

— Как и договаривались — твоя дверь, мои гранаты.

Шац достал еще один нож из-за голенища и ухватил палку — сломанный черенок от чего-то. Я тут же сунул ствол за ремень.

— Пошли!

Шац встал слева от двери — ближе к входу, ухватившись за ручку. А я — справа. Ухватив поудобнее гранату, я надел кольцо на большой палец. Бандиты в доме пока не хватились отошедшего по нужде товарища. Гулянка продолжалась в полный рост. — Давай!

Генрих распахнул дверь. Мне в уши ударил шум, до этого сильно приглушаемый дверью — оббитой изнутри тканью, а глаза резанул свет. Народ во всю, что-то отмечал. Распахнувшаяся дверь только у двоих сидящих с краю привлекла внимание. Не особо разглядывая картинку, я дернул кольцо. Терочный запал прошипел и я швырнул «разделочную доску» в дальний угол. И следом под стол вторую. — Закрывай!

Генрих захлопнул дверь и тут же заботливо подпер ее колом. Мы подхватились и моментально выскочили на улицу, тут же упав на землю, прямо за порогом. В доме знатно грохнуло. Почти слитно. С неслышным звоном вынесло окна со ставнями. Ёпть!

Перед моей головой воткнулась здоровенная щепка. Почти полено. Я оторвал ладони от ушей. Мельком успев, подивится тому, что тело умнее меня — и успело само зажать уши и открыть рот. Я мог в горячке и не сообразить. Плохо, что не просчитал деревяшки! С некоторым опасением я даже потратил секунду на разглядывание едва не прилетевшего мне «подарочка». Могло бы и пришибить. Я подскочил и с удивлением обнаружил, что Генриха нет. Где-то вдалеке уже заполошным лаем заливалась несколько удивительно уцелевших собак, было слышно свистки ночных сторожей. В окнах дома метались отблески начинающегося пожара. Кто-то внутри с подвывом стонал…