Чернобыльский дневник (1986–1987 гг.). Заметки публициста - страница 19

Тут стали мы, опять же без документов, выдавать по двести рублей. Возвращаться некуда… А жить как-то надо. Конечно, нашлись и такие, что получали эти деньги дважды. Нас, работников исполкома, можно ругать за это, за невнимательность, что ли. Только ведь тысячи нуждались, и всем нужно было помочь быстро. Эти тысячи ждали за дверью кабинета, а не на диванах и в креслах.

Считаю, что наше правительство оперативно приняло решение о расселении людей и обеспечении их равноценным жильем. Одного не учли, просто не могли учесть, что в Припять в свое время были переселены жители Чернобыльского района, из сел Нагорцы, Подлесный, Семиходы… Город рос за счет территории этих деревень. Они слезно просили оставить их в Киевской области, это их земля. Могли, наверно, помочь в этом вопросе республиканские власти… А люди на меня лично обижались, меня ведь все знали. Очень много неприятностей из-за этого до сих пор имеем, хотя объясняли, что есть указание: в Киевской области поселять инвалидов войны и труда I и II группы, инвалидов труда I группы и вдов погибших. Плачут. И я их понимаю — сама бы такой была, окажись где-нибудь в Херсоне, без своих людей и мест. У меня мама в Денисовичах живет — Антонина Маркияновна Лавриненко, ей семьдесят один год. Их село в районе зоны, но там на диво чисто. Она грибы собирает и сушит, варенье варит. Во дворе калина растет, ягоды краснющие да крупные. Красота такая! И я рада, что их село не тронули. В другом месте она с тоски помрет. Тоска для стариков страшнее радиации. И отец мой там похоронен… У других тоже родные могилы там — этого нельзя не учитывать, не мелочный вопрос, это один из истоков нравственности. Нам повезло, что оставили в Ирпене. А людей я понимаю. Все больно, очень больно.

Обидно и то, что некоторые журналисты упрекали исполком в бездействии, в поздней эвакуации. Повторюсь, что мы ничего не решали, мы исполняли указания и в первые дни после аварии, и по расселению, и по компенсации. Что-то делали не так… Но не потому, что были бездушными или безответственными, а потому, что не знали как. Кто нас учил, как вести себя в такой беде? Однако мы знаем людей, а в такой обстановке с каждой семьей нужно разбираться отдельно. Что мы и делали. И опять же не все люди честные, совестливые, есть и такие, что за горло берут… Хотя исполком вины с себя не снимает.

Вот мне случай вспомнился. В Семиходах остались две бабки, родственницы: Варвара Ивановна Горбач, вдова погибшего, и Анна Павловна Ображей. Они за речку убежали, спрятались и жили. Приезжает в конце мая сын Михаил и грозит: вывезите мне мать и тещу, а то буду жаловаться, как вы к людям относитесь. А почему, говорю, ты их бросил, сбежал? А он: а куда бы я их забрал, мне самому было трудно… Не захотела я больше с ним говорить. Зову мужа: давай, Иван Захарович, помогай жене. Поехал с ним, с моим Боярчуком, и Петро Шевчук, юрист наш, что в Янов со мной ездил… И еще двоих мужчин-добровольцев нашли. Подъехали на автобусе к хате, идут в респираторах, костюмах. Бабки во дворе, тут же корова, бычок, свиньи, куры — хозяйничают. Узнали Ивана Захаровича, успокоились, но ехать отказываются. Он им сказал, что Миша за Припятью ждет. Бабкам по восемьдесят лет, а нагрузили по три мешка. Одна как была босиком, так и поехала. Везут их. Бабки плачут. А как узнали, что Миши нет… Привезли их в Лубянку, померяли… И сами грязные, и вещи грязные! Доехали до Полесского. Варке, скорее от страха, плохо стало. Я вызвала «скорую», забрал их главврач. Пролежали они в больнице три недели. Кровь плохая. У Варки, например, лейкоциты один и девять… Но поправились, дело к выписке. Раз даю детям телеграмму — нет ответа. Другой раз — нет. Потом прослышала, что Миша этот ездил живность забирать, а мать с тещей так и не стал искать… Наконец брат приехал и забрал.

Варка квартиру в Ирпене получила. Как встретит, так благодарит: никогда не думала, что буду жива, похудела маленько да ногти с пальцев на ногах послезали, а так ничего, спасибо… Это она говорит. Обулась теперь, а то даже в Припять босиком ходила. А Миша тот так и не отозвался…